Артуро Перес-Реверте - Осада, или Шахматы со смертью

— Под влиянием определенных условий — температуры, ветров, атмосферного давления — в определенный момент может создаваться совершенно определенная ситуация. Вызывающая дождь, грозу…

Перечисляя, Барруль тычет желтым от никотина пальцем в разные клетки шахматной доски. Рохелио Тисон, подавшись вперед, внимательно слушает. Снова оглядывает людей в кафе. И говорит, понизив голос:

— Вы хотите сказать, что это может вызвать также и убийство, и падение бомбы? Или то и другое сразу?

— Ничего подобного я не хочу сказать. Однако это возможно. Возможно все, пока не доказано обратное. Современная наука ежедневно удивляет новыми открытиями. И где границы познания, нам неведомо.

Он вздергивает брови, как бы уклоняясь от личной ответственности. Потом протягивает руку к струйке дыма, отвесно тянущейся с конца сигары, зажатой между пальцами комиссара, протыкает ее и ждет, когда спирали и завитки вновь станут прямой линией. Вот, скажем, взять ветер. Движущийся воздух. Комиссар, помнится, говорил о том, что он разный в разных частях города. Недавние исследования ветров и бризов позволили предположить, что за сутки бриз совершает полный оборот: в Северном полушарии — по часовой стрелке, в Южном — против. А это в свою очередь позволяет установить постоянную взаимосвязь между бризами, конкретными участками, атмосферным давлением и силой ветра. Сочетание постоянных и периодических факторов с факторами узколокальными, крайне непродолжительными по времени и с неизвестной пока периодичностью. Накопление подобных обстоятельств приводит к неким результатам… Тисон следит за его мыслью?

— Пытаюсь по мере сил, — отвечает тот.

Барруль достает из кармана своего давно немодного сюртука табакерку и поигрывает ею, не открывая.

— Если принять вашу гипотезу, то в таком городе, как наш, возможно все. Кадис — корабль посреди моря и в точке пересечения ветров. Даже улицы здесь проложены, даже дома построены с таким расчетом, чтобы отгораживаться от них, перенаправлять их и гасить. Вы говорили о ветрах, о звуках… Даже о запахах… Все это существует в воздухе. В атмосфере.

Комиссар снова смотрит на съеденные фигуры по обе стороны доски. Потом задумчиво снимает белого короля и ставит рядом с ними.

— Следует понимать так, что убийства семи молодых женщин были последствиями атмосферных явлений?

— Почему бы и нет? Доказано, что определенные ветры в зависимости от степени своей влажности и температуры прямо влияют на наши гуморы, горяча темперамент. Случаи буйного помешательства или убийства чаще встречаются в местах, подвергающихся их постоянному или периодическому воздействию. О, как мало мы знаем о самых темных безднах, таящихся в душе человеческой!

Профессор наконец открыл крышечку, взял понюшку рапе и негромко, аккуратно, с видимым удовольствием чихнул.

— Все это, конечно, очень зыбко, очень неопределенно, — продолжает он, стряхивая пылинки табака с жилета. — Я ведь не ученый. Однако любой всеобщий закон природы приложим к явлению самого ничтожного масштаба… То, что справедливо для континента или океана, справедливо и для улицы Кадиса.

Теперь уже Тисон упирает палец в клетку, на которой стоял прежде белый король.

— Предположим, профессор, что есть такие географические точки, конкретные места, где периоды действия физических явлений сохраняют взаимосвязь или сочетаются в ином виде — не так, как в других…

Он обрывает фразу, приглашая Барруля самому завершить ее. Тот, снова вертя в пальцах табакерку, поворачивает голову, разглядывает людей в патио. С задумчивым видом. Почтительно приближается официант, решив, что подзывают, но Тисон взглядом отсылает его.

— Ну хорошо, — поразмышляв еще немного, отвечает наконец Барруль. — Не мы с вами первые задумались об этом. Декарт понимал мир как plenum , то есть некую совокупность, либо созданную, либо состоящую из тончайшей материи с маленькими отверстиями внутри… Они подобны ячейкам сот, и вокруг них вращается материя.

— Повторите, пожалуйста, дон Иполито. Только медленно.

Барруль прячет табакерку. Он взглянул на комиссара, а теперь вновь опускает глаза на шахматную доску.

— Я мало что могу добавить к сказанному. Речь идет о каких-то местах, чьи физические свойства отличаются от прочих. Назовем их вихрями.

— Вихрями?

— Да. По сравнению с размерами вселенной можно говорить о микроскопических размерах мест, где происходит… Или не происходит. Или происходит иначе…

Пауза. Барруль, похоже, размышляет над собственными словами, обнаружив в них неожиданную перспективу. Потом раздвигает губы в задумчивую улыбку, обнаруживая желтоватый лошадиный оскал.

— Особые места, воздействующие на мир, — заключает он. — На людей, на предметы, на движение планет, на…

И снова, как бы не решаясь сказать больше, осекается. Тисон, посасывавший сигару, вынимает ее изо рта.

— На жизнь и смерть? На траекторию полета бомбы?

Профессор теперь глядит на него с озабоченным видом, словно чувствует, что зашел слишком далеко. Или вот-вот зайдет.

— Послушайте, комиссар. Не стройте на мой счет иллюзий. Вам нужен настоящий ученый. Я же — всего-навсего читатель. Из любопытства ознакомившийся с тем и сем… Я говорю по памяти и наверняка допускаю ошибки. В Кадисе, без сомнения, найдутся…

— Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.

Это «пожалуйста» сбивает профессора с толку. Он впервые слышит такое из уст Тисона. Да и тот не вспомнит, когда в последний раз произносил это слово искренно и серьезно. Может быть, и никогда.

— Да нет, это не абсурд… — говорит Барруль. — Декарт утверждал, что вселенная состоит из постоянного сочетания вихрей, под воздействием коих и движется все, что находится в ней. Ньютон опровергал эту гипотезу, выдвинув теорию сил, действующих на расстоянии, через вакуум, однако не смог полностью доказать Декартову несостоятельность, потому, быть может, что был слишком хорошим ученым, чтобы слепо веровать в собственную теорию. Вслед за тем математик Эйлер, пытаясь в рамках физики Ньютона объяснить движения планет, частично реабилитировал Декарта, высказавшись в пользу его вихрей… Вы следите за моей мыслью?

— Да, хоть это мне и нелегко дается.

— Вы ведь читаете по-французски?

— С грехом пополам.

— Могу дать вам одну книгу… «Письма о разных физических и философических материях, написанные к некоторой немецкой принцессе…» Принцесса эта — племянница Фридриха Великого, весьма интересовавшаяся подобными вопросами. Там доступно для таких, как вы и я, излагается теория этих вихрей, о которых я вам толкую. Не хотите ли еще партийку, комиссар?

Тисон не понимает, о какой партии речь, пока профессор не указывает ему на шахматную доску.