Артуро Перес-Реверте - Осада, или Шахматы со смертью

Лолита, смущенная этим нежданным оборотом своих мыслей, подыскивает какие-то слова, чтобы скрыть свою растерянность. Они идут вниз по улице Сан-Франсиско. На расстоянии в две пяди. Идут молча и не глядят друг на друга.

— Когда же опять в море?

— Через одиннадцать дней. Если Армада предоставит все, что нам нужно.

Лолита держит сумку в обеих опущенных руках. Медленно миновали поворот на улицу Балуарте. Перекресток остался позади.

— Вашим матросам грех жаловаться. Французская бригантина принесла нам недурной доход. А сейчас ждем судебного решения еще по одному трофею.

— Да… Дело только в том, что кое-кто из моих людей уже загодя продал свою долю городским торговцам. Предпочли получить денег, пусть поменьше да пораньше, чем дожидаться, пока раскачается Трибунал. Ну и разумеется, все уже спустили.

Лолита безо всякого усилия представляет себе, как именно это происходило в притонах и кабаках на узких улочках квартала Бокете. Нетрудно вообразить и как тратил свой куш капитан Лобо.

— Полагаю, для дела это даже не так уж плохо, — говорит она. — Захотят поскорее выйти в море, чтобы заработать еще.

— Кто захочет, а кто и нет… Там не очень-то сладко.

За железной вязью кованых балконных перил над головами — цветы в горшках. Кажется, там раскинулись висячие сады. У магазина игрушек несколько грязных, оборванных детишек с жадностью смотрят на вылепленные из теста фигурки людей и лошадей, на барабаны, волчки, колясочки, висящие в витрине.

— Мне совестно, капитан, что я отрываю вас от дел…

— Не беспокойтесь, мне по дороге, я иду в порт. На судно.

— У вас нет жилья в городе?

Корсар качает головой. Пока сидел на берегу, была нужна крыша над головой, рассказывает он. А сейчас — нет. Тем более что снять дом или квартиру стоит сейчас в Кадисе несусветных денег; так что при его достатках кормовой отсек на «Кулебре» ему в самый раз.

— Но теперь-то вы вполне платежеспособны.

Снова ярко-белая полоска улыбки пересекает бронзовое лицо.

— Ну да… В сущности… Однако наперед ведь никогда не узнаешь, чего ждать. От моря, да и от жизни вообще. Обе — такие твари… — Он машинально подносит палец к шляпе. — Извините за грубое слово.

— Дон Эмилио сказал, будто вы положили все свои деньги на счет.

— Положил. И он, и сын его — люди порядочные. Дают хороший процент.

— У меня к вам личный вопрос… Вы позволите?

— Ну разумеется.

— Зачем вы ходите в море?

Пепе Лобо отвечает не сразу. Можно подумать, берет время на обдумывание.

— По необходимости, сеньора. Как и почти все, кого я знаю. Ради собственного удовольствия по морям будет болтаться только дурак.

— А я, случись мне родиться мужчиной, была бы, вероятно, в их числе.

Лолита произносит эти слова, не замедляя шагов и глядя прямо перед собой. Но чувствует, что Пепе Лобо смотрит на нее пристально. Когда же она поворачивает к нему голову, замечает у него в глазах еще не погасшие искры удивления.

— Странная вы женщина, сеньора, если позволено мне будет заметить…

— Отчего ж не будет?

На углу улицы Карне, возле церкви Росарио, кучка местных жителей и прохожих горячо спорит перед наклеенной на стену афишкой. Это бюллетень Регенства о ходе боевых действий — о поражении генерала Блейка в графстве Ньебла, о сдаче французам Таррагоны. Рядом с официальным бюллетенем висит другой — анонимный, где очень хлестко и язвительно объясняется: каталанский город капитулировал потому, что английский генерал Грэм вовремя не пришел на выручку гарнизону. Если не считать Кадиса, по-прежнему неприступного в кольце своих крепостных стен и пушек, новости со всего Полуострова самые скверные: генералы не знают своего дела, дисциплина — из рук вон, британцы действуют, как им заблагорассудится, и не вдруг поймешь, где отряды повстанцев-геррильеров, где — разбойничьи банды. От поражения к поражению, как острит злоязычный кузен Тоньо, и — к окончательной победе! Все как-то шиворот-навыворот…

— Капитан, а известно ли вам, что репутация у вас — так себе? Я имею в виду не то, насколько вы сведущи в морском деле и профессии судоводителя.

Наступает продолжительное молчание. Шагов двадцать, до самой площади Сан-Агустин проходят они, не произнося ни слова. Лолита спрашивает себя, ради чего и какого черта решилась вдруг ляпнуть такое. И по какому праву. Не узнаю, думает она, эту дуру, что вздумала говорить моими устами. С чего бы дерзить так бессовестно человеку, который не сделал мне ничего дурного… я и видела-то его несколько раз в жизни. Несколько минут спустя, у самой книжкой лавки Сальседо, она резко останавливается. Смотрит Пепе Лобо прямо в глаза, в упор. Решительно и уверенно.

— Кое-кто утверждает, что вы — не кабальеро.

Забавно, но ни замешательства, ни обиды ее слова не вызывают. Капитан неподвижен, сверток с «Naval Gazetteer» прижат к груди. Лицо его спокойно по-прежнему, но теперь улыбки на нем нет.

— Что ж, правильно говорят, кто бы это ни был. Я в самом деле — не кабальеро. И не тщусь им стать.

Ни бахвальства, ни вызова, ни сожаления. Сказано очень естественно. И глаза не отводит. Лолита слегка склоняет голову набок. Оценивающе.

— Такое редко услышишь. Всякий желает не стать, так прослыть истинным кабальеро.

— Ну вот видите — значит, не все.

— Какая бравада… Или тут что-то другое?

Быстрый взмах ресниц. Слово «бравада» удивило его. Может быть, он вообще не знает, что оно значит, спрашивает себя Лолита. Может быть, это никакая не бравада и не цинизм, а он и не думает притворяться? Ведет себя как привык как вел всегда, всю жизнь, столь не похожую на жизнь Лолиты Пальмы. Но вот на губах у него вновь заиграла улыбка. Мягкая и задумчивая.

— В моем положении есть свои преимущества, — говорит Пепе Лобо. — Времена теперь не те, чтоб провозглашать: «Ваш выстрел — первый». [34] Полулегендарный эпизод, произошедший в битве при Фонтенуа (1745), когда англичане и французы уступали друг другу право первыми открыть огонь. Это соперничество в великодушии могло объясняться прозаическими причинами: при неудачном залпе стрелявшие первыми оставались безоружны. Этим сыт не будешь. Уж лучше червивые сухари, прогорклая солонина и разведенное вино, как на корабле.

Он замолкает, озирается, охватывая взглядом двери в церковь под изваянием святого, голубей, копошащихся на мостовой, открытые книжные лавки Сальседо, а чуть поодаль — Орталя, Мургии и Наварро с выставленными на улицу лотками. Капитан созерцает все это с безразличным видом — так, словно мимо шел и смотрит со стороны.

— Было приятно поговорить с вами, сеньора.

В его словах не чувствуется злой насмешки. И это удивляет Лолиту.

— Что ж тут приятного? Уж наверно, не то, что я вам сказала. Боюсь, что…