Мария Максонова - Русалка [СИ]

Капитан Гарт откатил меня от прилавка, собираясь развернуть коляску на выход, когда пожилой ювелир еще что-то произнес по-халифатски.

— Он предлагает два золотых, — перевел обескураженный господин Рохеис, и я подняла руку, притормаживая капитана Гарта.

— Эти вещи очень дороги мне, это мое приданое, единственное, что осталось от родины, — скорбно произнесла я. — Я очень боюсь продешевить.

Господин Рохеис перевел, но мне показалось, что на самом деле ювелир знает имперский хотя бы поверхностно, что и неудивительно в торговом городе практически на границе. Я внимательно считывала эмоции старика, в них была жадность и азарт.

— Два золотых и двадцать серебряных, — перевел мне господин Рохеис новую цену. — И господин Хуфтер просит еще раз взглянуть на ваши вещи.

По моему кивку капитан Гарт вновь подвез меня к прилавку, и я высыпала свои поделки на поверхность, застеленную бордовым шелком. Сразу отобрала обратно гребешки — уверена, в Империи они кому-нибудь приглянутся.

Господин Хуфтер перебирал мелочёвку, раскладывая по комплектам, прицокивал, гримасничал, показывая всем видом, как ему меня жаль и как переоцениваю я свои вещи. В эмоциях его тем временем преобладала жадность и азарт, но было там и восхищение новинкой. Наконец, он разразился длинной речью, качая головой, скорбно заламывая брови и возводя глаза к небу.

— Конечно, все эти мелочи не стоят внимания господина Хуфтера, — мне кажется, господин Рохеис переводил сокращенную версию, упуская эмоциональные стоны и добавляя от себя холодного пренебрежения, — но он готов все же купить их из уважения ко мне, своему любимому клиенту и коллеге, уважения к моему роду и всем моим родственникам, а также из сочувствия к вашему горю. За две золотые и двадцать две серебряных монет.

— Эти прекрасные вещицы делал мне в подарок на свадьбу мой достопочтимый дедушка, который, к сожалению, уже скончался и более из-под его руки не выйдет ни одного прекрасного произведения искусства, — подхватила я восточную манеру своего противника. — Как видите, его резьба весьма тонка и оригинальна, орнамент обыгрывает рисунок и цвет перламутра. Я думаю, что нельзя отдавать это дешевле, чем за три золотых, — произнесла я цену наобум.

Когда господин Рохеис закончил перевод моей тирады, господин Хуфтер подавился от возмущения и несколько минут что-то втолковывал, то возводя очи и руки к небу, то набычиваясь на меня и упирая руки в бока. Рохеис дождался окончания речи, чтобы перевести мне ее кратко:

— Господин Хуфтер возмущен вашей жадностью и недальновидностью и тем, что вы не понимаете своего счастья, что он готов взять у вас эту мелочёвку и доработать ее, добавить обрамление из золота и серебра, чтобы эти вещицы действительно могли быть куплены его клиентами… и предлагает два золотых и тридцать серебряных монет.

Я притворилась пристыженной, но все же чувствовала, что торг заканчивать рано, поэтому продолжила:

— О, конечно, я понимаю, что в таком прекрасном цивилизованном городе, как Хелмент, сокровища одинокой дикарки ничего не стоят, — я делала паузы между своими словами, чтобы Рохеис переводил в процессе, а не пересказывал в конце целиком, явно сокращая. — Конечно, уверена, мастерство господина Хуфтера превратит эти вещицы в настоящие произведения искусства, которые не стыдно будет носить даже дамам из дворца Халифа. Без работы господина Хуфтера, эти вещицы не стоят ничего. — Он приосанился. — Однако же и я не могу отдавать последнее, что у меня есть, не попытавшись выручить хотя бы немного денег. Мой покойный муж-купец не простил бы мне такого расточительства. Но я несчастная одинокая женщина, оставшись одна, вынуждена продать все, что имею, и у меня не будет возможности передать подарки моего дедушки своим детям по наследству…

— О каких детях вы говорите, вы же раньше рассказывали, что, возможно, у вас никогда не будет детей? — удивился господин Рохеис, ломая мою игру.

— Но я могла бы усыновить ребенка, — не дала себя сбить с мысли я, — нужно же думать о том, что в старости обо мне должен будет кто-то заботиться. А так я облагодетельствую какого-нибудь малыша, а он вырастет хорошим человеком и будет заботиться обо мне в старости. — Я вздохнула и возвратилась к своей мысли. — В общем, если и продавать эти вещи, то за два золотых и сорок пять серебряных монет.

Услышав перевод, господин Хуфтер опять принялся возмущаться и выдергивать волосы, теперь он перечислял всех своих детей и внуков, которых я своей жадностью хочу оставить без крова над головой, что для него это деньги, выброшенные на ветер, что вполне возможно, он ничего и не продаст…

— Два золотых и тридцать пять серебряных монет, — было его предложение.

Я прищурилась, пытаясь разобраться в его эмоциях. Азарт торга, интерес к новинке, немного восхищения моей способностью настоять на своем и капля жадности.

— Два золотых и тридцать семь серебряных монет, — внесла я свое предложение, и он согласился.

Когда сделка была завершена, и деньги перекочевали в мою сумочку, я все же, прищурившись, осмелилась спросить:

— А разве у вас в Халифате не делают подобных украшений из перламутра?

Подобревший после сделки господин Хуфтер не стал жаться, слазил куда-то под прилавок и достал продолговатый ящик, открыл. Там на черной бархатной ткани были выложены вещицы с перламутровыми вставками, в основном — из серебра с белым перламутром, просто полированными вставками, иногда закрытыми рисунком из серебряной же проволоки. Все это смотрелось довольно скучно на мой вкус.

— Перламутр, с которым мы работаем, довольно тонкий, из обычных раковин, его нельзя просто подвесить на легкую сережку и уж тем более нельзя из него вырезать изящный гребешок — он мал, быстро и легко колется. Ваш же перламутр очень толстый и прочный и не чисто белый, а с разводами, да и рисунок, как вы и сказали, выточен красивый и обыгрывает разводы на раковине. Он выложил один из моих изящных кулонов рядом с одним из своих — тяжелой серебряной бляхой с вогнутой перламутровой серединкой. Мой кулон изображал простое перышко из тех, которые пару лет назад были модными на земле, только делались из металла, разводы на перламутре сочетались с тонкими прорезями, делая перышко будто пушистым на вид, серо-розовая поверхность жемчужно поблескивала на свету.

— Да, мои родственники добывают такой толстый перламутр с помощью магии с большой глубины, — догадалась я, — а работа дедушки весьма узнаваема.

Мастер Хуфтер кивнул и переложил остальные купленные вещички в свой ящик:

— Жаль, что раньше я не видел таких прелестных вещиц, к нам с жемчужных островов привозят обычно простой жемчуг.