Анатолий Кондратьев - Записки старого моряка. Калейдоскоп воспоминаний

Это возымело должное действие. Ребята, действительно, старались быть осторожными. Далее, чем по грудь, не заходили в тёплые воды Океана. Плескались, купались, ныряли в набегавшую волну до одурения. Через несколько минут, по выходу из воды, когда тропическое жаркое солнце высушивало тела, на коже, волосах на голове и бородах проступала морская соль. На теле она образовывалась белыми разводами, а на волосах проступала серебром. Молодые парни стряхивали с себя морскую соль Океана, вытряхивали её из волос. Соль реально, словно песок, сыпалась из волос и с разгорячённых тел. Всё это сопровождалось весёлым смехом и подначками друг друга. Молодость!!! Что с неё возьмёшь.

Дааа, … есть что вспомнить! Вернуть бы то время вспять, но, … к сожалению, людям этого не дано. Как говориться, «…нельзя ступить в одну и ту же воду дважды…» О минувших временах, можно было только вспоминать, … и сожалеть, что всё так быстро заканчивается. Счастливая юность, которой, увы, не вернуть назад…

Кубинцы, как могли, старались скрасить пребывание моряков в Гаване. Игорю запомнилась экскурсия в известный всему миру, благодаря своему владельцу, дом – музей Хемингуэя, расположенный в пригороде Гаваны в Сан-Франциско-де-Паула. В поместье «Финка Вихия» знаменитый на весь мир американский писатель жил около 20 лет. В этом доме он был свободным и счастливым. Здесь он творил, отдыхал, наслаждался жизнью. Действительно, это был во истину райский уголок. На экскурсии Игорь в группе, среди друзей шутил:

"Как говорят в Одессе, Эрнест Хемингуэй «понимал на хорошее», знал, какое место выбрать…"

Ну, это так, к слову. Посещая дом – музей воистину, великого писателя, Кондауров узнал, что в трёх из восьми романов Хемингуэя «Старик и море», «Острова в океане», «Иметь и не иметь» главное место действия – это Куба. В судовой библиотеке имелся сборник Эрнеста Хемингуэя, куда как раз и входил роман про старого рыбака, описывающий его сражение с марлином и последующую борьбу с акулами за сохранение добычи. Игорь, по возвращению на судно, в который раз перечёл книгу. Надо сказать, что Хемингуэй входил в число любимых писателей Кондаурова, предопределивших его судьбу – моряка.

Игорь также зачитывался романами Джека Лондона, кстати, это был первый серьёзный писатель, рекомендованный к прочтению старшим братом Игоря, который сыграл большую роль в его воспитании, как человека, и как личности…

Отвлекаясь, много лет спустя, вспоминая морские походы, Игорь никак не мог не вспомнить своего брата, который был старше его на семь лет и в глазах младшего, был безусловным авторитетом. Для него не существовало большего авторитета, нежели старший брат. Ни отец, ни мать не оказали на него такого влияния, как он. Его слово – это было законом для Игоря. Как-то раз, когда десятилетний Игорь, лёжа на диване, читал роман Фенимора Купера про индейцев, старший брат, на тот момент выпускник десятого класса школы, войдя в комнату, бросив портфель, спросил:

– Ну, и что читаем? …Понятно, …Купер, … ясно…. В твои годы я читал Джека Лондона, Хемингуэя, Вениамина Каверина. Кстати, ты знаешь, что наш отец был знаком с Кавериным, а, пацан? …

– в его годы, … надо же … – с иронией подумал тогда Кондауров.

– всего-то, на семь лет старше, … тоже мне, поц, … в его годы – продолжал про себя Игорь, но, тем не менее, ни преминул вечером спросить отца, был ли тот знаком с Кавериным, автором романа «Два капитана», который на тот момент, Игорь ещё не прочёл, но название которого услышал от старшего брата, и оно его заинтриговало.

– а ты, что, читал Каверина? – В свою очередь, поинтересовался отец…

– вот, когда прочтёшь, …тогда поговорим….

Игорь прочёл книгу. Он, что называется, «проглотил» её. Потом, когда ему было уже 15 лет, ещё раз, а затем, не единожды перечитывал и смотрел экранизацию, которая, как и сама книга, вдохновила его на принятие решения поступления в мореходку. Надо сказать, что на долгие годы она стала-таки путеводителем по жизни Кондаурова. Он во всём хотел быть похожим на капитана Татаринова, одного из героев повествования. И образ его и лётчика Сани Григорьева стали, своего рода вехами в его жизни. Он всегда в последующем соизмерял свои поступки с поступками героев Вениамина Каверина.

Так вот. Что касается Эрнеста Хемингуэя, то, прочитав повесть «Старик и море» по рекомендации старшего брата, Игорь стал просто-таки боготворить и брата, и писателя Хемингуэя. Сражение старика Сантьяго за жизнь с большой морской рыбой потрясли его, в буквальном смысле. Жажда жизни человека! Его воля и упорство! Стремление доказать всем, а в первую очередь, самому себе, что он всё ещё борец, что он способен сражаться и победить, побудили подростка Кондаурова всерьёз заняться собой, воспитанием воли и упорства.

Рекомендация брата, познакомиться с творчеством Вениамина Каверина, Джека Лондона и Эрнеста Хемингуэя была настолько своевременна, что Игорь, прочитав, буквально взахлёб, книги этих писателей, тут же записался в «Клуб юных моряков». Это решение предопределило его дальнейшую судьбу на всю жизнь. Он поступил в высшее морское училище и стал-таки капитаном дальнего плавания. Мечта детства и юности сбылась!

Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Всё хорошее когда-то заканчивается. Вот и стоянка с выгрузкой на Кубе также завершалась. Вся мороженая рыба была уже выгружена. Трюма и твиндеки были зачищены. На палубах наведён абсолютный порядок. Грузовые стрелы были уложены, такелаж закреплён по-походному. Судно было готово к выходу в море и к дальнейшему переходу в Мурманск через Океан.

Неожиданно к причалу рядом с траулером ошвартовался ничем не примечательный буксир, через борт которого на берег перепрыгнули четверо явно военных моряков в голубой тропической униформе. Моряки поднялись на борт «Генералова» и попросили встречи с капитаном. Это были советские военморы, «квартировавшие» в военной закрытой части порта. На их тропических рубашках не было ни погон, ни других знаков различия. Но по их возрасту и манере общения чувствовалось, что это были всё-таки офицеры флота.

На тот момент ни для кого уже не было секретом, что на Кубе была советская военно-морская база. Советских военных радушно встретили. От души накормили. Они с удовольствие отведали флотского густого, наваристого борща. Целью их визита была просьба обменять на тушёнку обычную пшеничную муку. По воле случая, на военных вспомогательных судах базы оказался дефицит муки. Такое случается из-за нерадивости снабженцев. Отведав судового хлеба, они попросили также испечь для моряков базы хлеб, немного, буханок пять, не более. Да, да, да …обычный хлеб, в форме «кирпичиков». На судне в рейсе хлеб моряки выпекали сами. В судовых ролях каждого судна дальнего плавания была даже должность – «повар-пекарь». И счастьем для моряков было, если пекарь оказывался умелым. Хлеб тогда выходил душистым, со свежей хрустящей корочкой. В день выпечки, когда его только вытряхивали из форм и накрывали влажной белой простынею для охлаждения, запах, и дух свежей выпечки распространялся по всем внутренним помещениям. Это было божественно! И, напротив, горем было, если в рейс вышел неумеха-пекарь. Непропечённая мякина тяжёлым балластом ложилась в желудки моряков, вызывая изжогу.