Валерий Ковалев - Терра инкогнита. Книга 1-я

Зашедшие в умывальник Балута с Ясинским были слегка навеселе и, подойдя к нам, попросили у Женьки закурить. Когда же он протянул дружкам пачку «Примы», те, взяв из нее по сигарете, пачку не вернули. Банников резонно возмутился и тут же получил от Ясинского пощечину.

Импульсивный Вовка, обозвав их шакалами, потребовал вернуть пачку, на что Балута ответил матом, а Ясинский попытался дать ему шелбана. Костенко увернулся, заехав здоровяку кулаком под дых*, а я добавил по затылку, после чего тот рухнул на колени.

Балута побледнел, но за приятеля не вступился. Не стали дальше испытывать судьбу и мы, поскольку видели, как в спортивном кубрике белорус в свободное время часто отрабатывал «бой с тенью». Что здорово впечатляло.

Через несколько дней, пригласив нас с Вовкой после ужина в баталерку, Балута с Ясинским (назначенным к тому времени ее заведующим), предложили мировую, угостив нас домашним украинским салом. Больше инцидентов с ними не возникало.

С самого начала службы мне стал явно благоволить Захаров. Несмотря на хмурую внешность и строгость, он оказался заботливым и справедливым человеком.

Все виды довольствия наша смена получала в первую очередь, на хозяйственные работы от нее выделялось намного меньше, чем из других, и если старшина обещал курсанту в чем-то помочь, то всегда держал слово.

Помимо этого он довольно редко нас наказывал, давая внеочередные наряды. Чего нельзя было сказать про остальных инструкторов роты.

Как уже упоминалось, в ней помимо прочего, был неплохо оборудованный спортивный кубрик. Там имелись шведская стенка, турник, брусья, конь для прыжков, штанга и гири.

Практически все старшины утром и после отбоя, активно качали мышцы. Курсанты же, за исключением Балуты и еще нескольких человек, посещали кубрик нечасто, поскольку свободного времени у нас в первые месяцы учебы почти не было.

В одну из суббот, вечером, погладив в бытовке высохшую робу и написав письмо родителям, я заскочил туда, надеясь немного размяться. В кубрике, одетый в спортивное трико Захаров усиленно занимался штангой.

– Хуг- хуг, – выдыхая воздух, вскидывал ее над головою.

Вес у штанги был солидный и работал старшина профессионально.

Я хотел было ретироваться, но, брякнув снаряд на помост, инструктор приказал мне остаться.

– Интересуешься? – кивнул на штангу.

– Да нет, я больше привык к гирям.

– Так давай, потягай их немного,– прогудел старшина, растирая грудь махровым полотенцем.

Накачан он был великолепно. С мускулистыми руками и таким же торсом.

Я стащил рубаху с тельником и подошел к гирям. Благодаря Сане Йолтуховскому они для меня были привычными.

Учась вместе, а также, будучи друзьями, мы как-то подрались в седьмом классе, и Сашка навешал мне банок. Затем помирились, и он пригласил к себе домой. А там выяснилось, что приятель давно занимается гирями, имея их несколько.

Одну такую, пудовую, он мне подарил, показав, как с ней работать.

Выжать ее я тогда не мог ни разу, тащил с передыхами на свою улицу почти час.

Отец такое начинание одобрил, прикупив мне гантели, и я стал наращивать силу, тягая железяки регулярно, до самого призыва.

Размявшись, я выполнил традиционные упражнения с пудовой, а затем и с «двойником»*. Последний выжал каждой рукой по десятку раз. Пудовую, подбрасывая вверх с вращением, вытолкнул сорок.

За спиной послышались возгласы одобрения. Я опустил гирю на помост и обернулся.

Рядом с Захаровым стояли Сомряков с Лойконеным, вид у них был ошарашенный.

– Как ты ее вертишь, не понял? – кивнул на гирю прибалт.

– Много будешь знать, сундуком* станешь! – рассмеялся Захаров. – Чем еще удивишь, шахтер?– обратился ко мне.

Я подошел к параллельным брусьям и намелил ладони.

Из свободного виса, за несколько махов вышел в стойку на предплечьях, а затем и руках. Зафиксировал ее, а потом выполнил свой коронный соскок набок.

– Не хило,– пробормотал Сомряков.

– То-то,– похлопал его по плечу Захаров,– у меня ребята не то, что твои «фитили». (Сомряков поморщился).

Гимнастикой я занимался с младших классов.

Зады нашей усадьбы выходили на спортивный городок, где регулярно занимались солдаты той самой части, которая шефствовала над школой.

Оборудован городок был на славу. Огороженный по периметру невысоким забором из штакетника, он был уставлен различными спортивными снарядами.

Там имелось устройство для лазания по канатам и наклонной лестнице, турник с параллельными брусьями и конь для прыжков, бум, а также волейбольная площадка.

Когда солдат приводили на занятия, ребята с нашей улицы, в том числе я, влезали на забор и наблюдали.

А когда уводили, мы, проникнув внутрь, повторяли. Вскоре наловчились так, что иногда сержант, проводивший занятия, махал кому-нибудь рукой, – давай сюда пацан! Покажи чекам, как надо!

Чеками звались молодые солдаты, не выполнявшие нормативы.

Ну, мы и показывали. Делали выход силой на турнике, подъем переворотом и склепку, лазали по канату вверх на одних руках и лихо сигали, оттолкнувшись от подставки, через коня в опилки.

– Во, пацан умеет, а вы нет, – уничижительно говорил сержант чекам.

Потом мы с Захаровым вместе ополоснулись в умывальнике, после чего инструктор пригласил меня в «старшинскую». Там, за столом сидел дежурный по роте, старший матрос Бахтин и что-то напевая, чертил схему.

Это был удивительно трудолюбивый и увлеченный всем, что касалось минного дела, человек. Бахтин постоянно возился с минами в учебных залах, что-то совершенствовал в системе торпедных аппаратов и постоянно был занят.

В то же время он хронически ненавидел все то, что было связано с изучением уставов и строевыми занятиями. Старший матрос был заменой Захарову, весной уходящему в запас.

Служил Бахтин второй год и был уважаем курсантами, с которыми легко находил общий язык, держался просто и непринужденно.

Имелся в роте еще один старший матрос – Александров. Он менял уходящего в запас Сомрякова. В отличие от Бахтина, Александров был большой любитель муштры, спесив и к курсантам относится с пренебрежением.

– Все малюешь, Витя? – обратился Захаров к Бахтину.

Тот молча кивнул взъерошенной головой, продолжая увлеченно работать над чертежом. Это была схема постановки реактивных мин, выполненная на нескольких листах плотного ватмана цветной тушью.

– Передохни, и организуй чаю покрепче, – разглядывая чертеж, продолжил старшина.

Через несколько минут мы пили чай с баранками, и Захаров расспрашивал меня о себе. Я рассказывал. В беседе выяснилось, что он сибиряк, и тоже в прошлом трудился на шахте.

– Да, фортели на брусьях и с гирями, ты выделывал знатно. Жаль, тебя Бахтин не было, – рассмеялся старшина. – Еще что-нибудь этакое, умеешь?