Владимир Шигин - Золотые субмарины Испанской республики

В 1988 году я поступил на научно-педагогический факультет военно-политической академии им. В.И. Ленина, где готовили будущих преподавателей истории для военных училищ. На первом курсе семинары по отечественной истории у нас вел отставной полковник Орлов (имя и отчество его я, к сожалению, забыл). Полковник был очень стар и часто во время занятий на некоторое время засыпал. На кафедре истории КПСС ветеран пользовался огромным авторитетом и уважением, как человек. Преподаватели говорили о том, что в годы войны Орлов совершил немало подвигов.

Мы обычно терпеливо ждали, когда Орлов проснется, после чего семинар продолжался. Кто учился в вузах, хорошо помнит, что во все времена все студенты старались «разговорить» на семинарских занятиях своих преподавателей, чтобы те как можно дольше рассказывали о своей жизни, и как можно меньше опрашивали самих студентов. Не были исключением и слушатели офицеры нашего отделения, тем более что полковник Орлов, как и большинство пожилых людей, любил предаться воспоминаниям. Из рассказов ветерана оказалось, что он служил в одном из подразделений ГРУ, неоднократно выполнял задачи за линией фронта. Обращала на себя внимание и весьма внушительная орденская колодка нашего преподавателя, особенно одна неизвестная мне орденская лента в нижнем ряду. На мой вопрос о том, что это за награда, Орлов сказал:

– Это бельгийский орден, которым меня наградила королева Бельгии!

Разумеется, что мы тут же попросили ветерана рассказать нам историю этой весьма необычной для советского офицера награде. Суть рассказа полковника Орлова была такова. В 1944 году он в составе спецгруппы был переправлен в Бельгию для установления контактов с местными антифашистами и, в особенности, с нашими бывшими военнопленными, сражавшимися в составе партизанских отрядов. Наградой за выполнение этого задания и стал бельгийский орден, который был вручен ветерану уже после войны. Но самым удивительным в истории с «бельгийским делом» Орлова было то, что, по его словам, переправлялись они в Бельгию на нашей подводной лодке, которая, выйдя из нашей базы, достигла побережья Бельгии. Там с ее борта спустили резиновую лодку, на которой разведчики и высадились на берег. Откуда выходила субмарина, старик сказать, однако, отказался, ссылаясь на то, что об этом говорить еще рано.

Помню, что, выслушав рассказ старого полковника, я отнесся к нему с определенным недоверием. И было почему! Ведь Бельгия расположена в западной части Европы. Для того, чтобы подойти к побережью Бельгии, надо было пройти все Балтийское море и форсировать Датские проливы, а таких дальних боевых походов, как известно, за время войны не делала ни одна подводная лодка Балтийского флота! В свое время, служа на противолодочных кораблях Балтийского флота, я неоднократно выполнял задачи боевой службы в проливной зоне и неплохо изучил Датские проливы. Могу сказать, что форсирование их в войну подводной лодкой было делом весьма непростым. Во-первых, по причине мелководности проливов и необходимости следования по ним в надводном положении. Во-вторых, из-за чрезвычайно сложной навигационной обстановки, массы подводных камней и рифов. Впрочем, история знает прорыв через балтийские проливы в Атлантику полькой субмарины «Ожел» («Орел»), которая успешно форсировала проливы, не имея на борту даже навигационных карт! Но то было самое начало войны – 1939 год, а полковник Орлов рассказывал о 1944 годе, когда немецкая ПЛО была доведена до совершенства.

Впрочем, возможно, лодка вышла из одной баз Северного флота. Тогда ей надо было обогнуть с севера Скандинавский полуостров и форсировать Северное море. Путь крайне сложный, долгий и опасный, но все же вполне реальный для выполнения.

Из-за своих сомнений я несколько раз переспрашивал ветерана относительно подводной лодки, намекая, что может быть, он что-то перепутал или просто забыл. Но старик твердо стоял на своем: подводная лодка была, и поход к берегам Бельгии тоже был! Относительно обстоятельств плавания Орлов рассказал, что продолжалось оно около двух недель, при этом лодка ни разу не атаковала неприятельские корабли, хотя, якобы, командир несколько раз видел их в перископ. Как все это похоже на «Летучий голландец» из романа Леонида Платова! С командой подводной лодки, по словам Орлова, они (группа была человек пять) во время плавания практически не общались и жили в отдельном отсеке, причем даже гальюн у них был отдельным. Зная, насколько стесненными были условия на подводных лодках Второй Мировой войны, невозможно представить, чтобы на обычной боевой субмарине могли ПОЛНОСТЬЮ выделить отсек на размещение группы разведчиков! Это могло иметь место только в одном случае – если подводная лодка была переделана под десантную, и имела специальный десантный отсек. Так как гальюны на дизельных подводных лодках размещались традиционно в первом, третьем и четвертом отсеках, то можно предположить, что для размещения спецгруппы был оборудован первый (торпедный) отсек. Третий отсек не мог быть выделен для десантников, так как там, на дизельных лодках располагается центральный пост. Именно там находится командир, штурман, вахтенный механик, рубка гидроакустика и т. д. Кроме этого через третий и четвертый отсек необходимо было перемещаться личному составу несшего службу во втором и в кормовых отсеках, а поэтому изолировать находящихся там людей от общения с командой лодки было бы весьма затруднительно.

Итак, если верить рассказу заслуженного ветерана войны полковника Орлова (а не верить, оснований у меня просто нет), на Балтике в годы Великой Отечественной войны у нас имелась некая специализированная подводная лодка, переоборудованная для перевозки некоторого количества людей и имевшая достаточно большой радиус плавания.

Получается, что секретная подводная лодка на Балтике (или на Севере) вполне могла быть. Но была ли она одна? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что наличие одной субмарины ни в коей мере не обеспечит надежность деятельности «подводного канала». Их должно быть, по крайней мере, несколько, хотя бы 2–3, то есть должно было существовать некое соединение, что-то подобное отдельного дивизиона подводных лодок ГРУ или НКВД. При этом лодки могли одновременно находиться на различных военно-морских театрах. В случае необходимости они вполне могли быть перебазированы по внутренним речным путям в то место, где были в данный момент наиболее нужны.

Не столь давно у меня состоялась еще одна достаточно странная встреча. Зимой 2007 году я принимал участие в геральдической выставке на ВВЦ (бывшая ВДНХ), подписывая читателям свои книги. Ко мне подошла женщина преподаватель одной из школ с мальчиком лет 14. Подошедшие обратилась ко мне с несколько неожиданной просьбой. У мальчика-школьника был дедушка, который не столь давно умер – Курков Владимир Федорович, который служил коком на некой секретной подводной лодке в годы войны. Лодка эта базировалась на Балтике, а в 1945 году перешла по Беломорканалу на Север. Командиром ее был некто Дмитрий Сергеевич Лихачев (полный тезка знаменитого академика). По воспоминаниям деда они, якобы, перевозили детали какой-то секретной немецкой торпеды чуть ли из самой Германии. После войны за какие-то провинности деда судили. После лагерей он жил в Подмосковье и в последние годы жизни пытался восстановить свои права ветерана войны, отсылая письма в различные инстанции. Ответы отовсюду были однозначными – такой лодки в составе флота не было и такого командира тоже. К сожалению, никаких данных по лодке внук не помнил, потерялись копии писем деда и ответы на них. Честно говоря, я тоже ничем не смог помог внуку ветерана. На мой запрос о командире лодки Д.С. Лихачеве мне так же ответили, что такого в составе ВМФ в годы войны не было.