Юрий Иванов - Атлантический рейс

Клетки физалии – как заряженные орудия. Стоит какому-нибудь животному дотронуться до щупалец, как живая пружинка, свернутая в особой капсуле, моментально раскручивается и выбрасывает в сторону нарушителя мизерную стрелку, снабженную ядом. Залп клеток физалии опасен не только для мелких рыб, но и для более крупных животных, а также для человека. Яд физалии разрушает клетки различных органов, вызывая отеки легких, печени, селезенки.

В летний период целые полчища этих кишечнополостных животных попадают в прибрежные воды Африки, Америки и Австралии. В этот период многие газеты начинают пестреть тревожными заголовками; соприкоснувшись в воде с физалией, купающиеся получают сильнейшие ожоги, сопровождающиеся местным параличом и сильнейшими болевыми ощущениями.

Одному из моих хороших товарищей пришлось однажды испытать на себе губительный залп ядовитых батарей физалии. Это произошло у западного побережья Африки, в районе Зеленого Мыса. Тогда мой товарищ еще не знал об опасных свойствах физалии, и когда увидел ее на палубе, зацепившуюся за трал, то, привлеченный красивым трепещущим парусом животного, схватил физалию в руки. Ему показалось, что он опустил руки в кипящую воду – настолько сильной и нестерпимой была боль. Буквально через две-три минуты кисти рук оказались парализованными, кожа посинела, напухла. Боль быстро распространилась по всему телу; начались приступы удушья, судороги. В общей сложности болезненные ощущения не проходили несколько часов, а слабость, недомогание – несколько суток.

Спустя примерно месяц товарищ побывал на французской биологической станции под Дакаром. Ученые-французы предупредили его, что яд физалии не имеет никаких противоядий и при повторном соприкосновении с сифонофорой человек может погибнуть.

Следует, однако, отметить, что ядовитые свойства у физалии проявляются в разное время года по-разному. Бывает, что залп стрекательных клеток доставляет человеку большие мучения, а бывает, что пораженное место лишь краснеет и сильно чешется, как это случилось у нас.

Выслушав наши объяснения, капитан распорядился всем, кто работает на ярусе, надеть перчатки и плотную робу – прорезиненные брюки и куртки, а я выловил из воды сачком несколько экземпляров «галеры» и, посадив их в аквариум, отправился в лабораторию.

Будете в тропиках – остерегайтесь жгучих «поцелуев» нежной физалии!

...На другой день, к вечеру, нас посетили долгожданные друзья – сотрудники нашей же научной группы, плавающие на промысловых тунцеловах «Остров» и «Оскол» – Николай Хлыстов и Владимир Овчинников. Почти каждый день мы разговаривали с ними по радио, раз-два в неделю мы видели друг друга, но лишь к концу рейса смогли собраться на судне все вместе.

Свидание было коротким, незаметно пролетели два часа, отпущенные нам на переговоры, на координацию, так сказать, нашей научной деятельности, – и вот мы уже стоим на палубе и пожимаем, прощаясь, им руки.

Черные паруса. – Нас преследует торнадо. – С удочкой в океане. – Последний ярус. – Плавающий меч. – Бородатое судно. – Первое мая в океане.

Работы у берегов Африки подходят к концу. Красный флажок на карте, что висит в судовом салоне, поднимается на север. Правда, сейчас он передвигается скачками: поднимется на градус-другой – и замрет на неделю-полторы. Там, где он замирает, мы работаем с ярусами. Но скоро флажок двинется в дальний путь.

А пока мы ловим парусников. Это несколько проще, чем ловить тунцов. Во-первых, работаем укороченными, десятикилометровыми ярусами. Это игрушка по сравнению с длиннющим тунцеловом. Парусниковый ярус быстро выматывается и быстро выбирается, тем более что у берегов Гвинеи почти всегда штиль. Во-вторых, легче работать, – в этих местах мало акул. Может быть, они просто боятся парусников. Во всяком случае, здесь нам почти не приходится иметь дело с этими мерзкими плоскомордыми тварями.

Штиль... Жарища. Океан лениво едва заметно потряхивает своей ослепительно голубой шкурой; по ней иногда, как нервная дрожь, пробегает длинная пологая зыбь. В некоторых местах поверхность океана покрыта широкими и узкими языками пены: в этих местах теплые воды перемешиваются с холодными. От судна к самому горизонту тянется белыми точками поплавков ярус. Между поплавками иногда расходятся круги, и показывается над водой высокий черный парус. Это парусники, попавшиеся на крючок, плавают по окружности на «поводце».

– У тебя все готово? – спрашивает Виктор. – Сейчас начнем.

– Все в порядке, – говорю я и спускаюсь на палубу.

Там в ожидании рыбы стоят весы, лежит мерная доска, блестят воткнутые в плашку остро отточенные ножи.

Судно ложится на левый борт и через несколько минут подходит к покачивающемуся на зыби концевому буйку с флажками. Слава, прикусив нижнюю губу, раскачивает над головой кошку. Она со свистом летит в воду и зацепляется за вешку. Бригадир поворачивает рычаг скоростей ярусоподъемника и кивает головой.

– Начали, ребята...

Парусник. Их очень много в этих местах. Почти на каждом седьмом-восьмом крючке бьется длинная плоская рыбина. Подтянутый за «поводец» к судну, парусник делает отчаянные попытки вырваться. Извиваясь всем телом, – он взмывает свечой в воздух, поднимает дыбом свой великолепный плавник, а потом, взметнув хвостом каскад брызг, падает обратно в воду. Еще и еще выскакивает он из океана, сверкая на солнце, как клинок, выхваченный из ножен; но нет, крючок не разогнется, капроновый «поводец» не лопнет. Подтащив рыбу к лазпорту, Валентин хватает парусника за нос-шпагу и рывком вытягивает рыбу из воды. На палубе его уже ждут боцман и мы. Валентин подтаскивает нам рыбину за рыбиной. Парусники крупные, тяжелые. Они не хотят взвешиваться, сопротивляются при попытке их измерить. Приходится пускать в ход кувалду. Да, рыбы много. Уже через пару часов работы от тяжелых, непослушных рыбьих тел начинает ныть спина и очень болят ладони рук: подтаскивая или оттаскивая рыб, приходится все время брать их за «носики». «Носы» у парусников шершавые и покрыты слизью. От них на ладонях остаются болезненные ранки, которые никак не могут зажить, – их разъедает морская вода, а свежую кожицу, даже сквозь перчатки, «счищает», как наждаком, какой-нибудь слишком живучий парусник.

Рыба, рыба, рыба... Кажется, конца-краю не будет этим длинноносым рыбинам. Но отдыхать некогда: Виктор запланировал сделать анализ почти пятистам рыбам, и мы таскаем, взвешиваем, измеряем, снова таскаем, вскрываем рыбьи животы, желудки, берем пробы гонад...