Всеволод Воеводин - Буря

— Ты что, — спросил я, — с берегом разговариваешь?

— С берегом нельзя теперь говорить, — ответил он: — у нас антенну сорвало. Передатчик не работает. — И добавил, вдруг улыбнувшись кривой, невеселой улыбкой, будто просил извиненья: — Я всё думаю: может быть, кто-нибудь передает…

Он замолчал, не договорив, но я понял его. Он всё ещё пытался поймать в эфире приятеля своего, Абрама, того самого, который качался теперь мертвый где-нибудь на волне или, увлеченный судном на дно, плавал в воде, наполнившей радиорубку.

Я промолчал. Что мог я сказать ему? Я сел на диван, слушал с тоской удары волн и вой ветра и смотрел на согнутую спину Фетюковича, такого смешного и жалкого в наивной своей надежде. Но вот он откинулся на спинку кресла. Руки его отпустили регуляторы. С минуту он сидел неподвижно, потом встал, перешел рубку и сел рядом со мной.

— Ой, Слюсарев, — сказал он спокойным и ровным голосом, — мне их так жалко, так жалко…

Ветер выл, рыдал, горевал за стенами рубки, а мы сидели, прижавшись друг к другу, и тихо говорили о капитане Ткачеве, о молодом радисте Абраме, о матросах, кочегарах, штурманах и механиках с 90-го, о людях на иностранной верфи, спокойно начертивших на бумаге смерть наших товарищей, и о том, зачем нам обязательно нужно выбраться на берег.

Со стуком открылось окно из рулевой, и Студенцов прокричал:

— Фетюкович, поймайте берег! Что передает порт?

Фетюкович бросился к аппарату, а я, вспомнив, что мы ещё не на берегу, а в открытом море и что шторм не собирается стихать, подошел к оконцу и стал смотреть, что происходит в рулевой.

Студенцов, Овчаренко и Аптекман стояли у стола, склонясь над картой. Рядом с рулевым, спиной ко мне стоял Бабин и не отрываясь смотрел в бинокль на черный безрадостный океан под ясным и голубым небом.

— А если попробовать ещё раз повернуть? — спросил, не оборачиваясь, Бабин. Студенцов бросил, глядя на карту:

— Руль не выдержит.

— Ну, если не выдержит, окажемся в том же положении.

Студенцов покачал головой. Он, кажется, думал о чем-то своем, отвечая Бабину, и сейчас принял решение.

— Придется выбрасываться на банку, — сказал он. — По-моему, нас вынесет сюда. — Он показал по карте.

— В куски, — сказал Аптекман и жестом объяснил, как нас разнесет в куски.

— Надо попробовать повернуть, — упрямо повторил Бабин. Студенцов, казалось, не слышал его. Он продолжал разглядывать карту.

— В открытом месте нас разнесет в куски, — сказал он, — это верно. А если в заветерье за островом. — Пальцем он провел по карте линию. — Проскочить между двумя островами и, скосив, пробраться сюда под защиту скалы. Волна здесь не такая большая, и банок на карте показано сколько угодно.

Он посмотрел на Бабина.

— Здесь нам руль и понадобится, — кинул он ему. — Такой поворот он, пожалуй, и выдержит, а полный — никогда.

— Вы правы, — коротко сказал Бабин. — Я с вами согласен.

Студенцов кивнул головой и повернулся к Аптекману.

— Надо будет сразу тушить топки… — Аптекман молчал. — Предупредить машинную команду и кочегаров… — Аптекман молчал. — Это всё.

Аптекман повернулся и обычной своей ленивой походкой медленно пошел к выходу, покачиваясь и размахивая руками.

— Где быть команде? — спросил Овчаренко.

— На верхней палубе.

Овчаренко кивнул и пошел к выходу.

— Ты будешь с командой?

Овчаренко снова кивнул и взялся за ручку.

— Подожди.

Овчаренко остановился и выжидающе посмотрел на Студенцова.

— Ты что, — спросил Студенцов, — хочешь предупредить команду?

— Да, — сказал Овчаренко. — Надо же подготовить, чтобы все были на местах.

— Подожди, — сказал Студенцов. Он вынул трубку и медленно стал набивать её табаком.

— Ну? — спросил Овчаренко.

Студенцов зажег спичку и запыхтел трубкой. Клубы сизого дыма поплыли в воздухе.

— Видишь ли, — неуверенно протянул он, — всё это будет очень правильно и хорошо, если я точно определился. А без пеленга, понимаешь, особенно ручаться я не могу. Так что пока подождем сообщать команде. Скоро мы увидим берег и сможем точно сказать, где мы.

Овчаренко отошел от двери и сел на складной плюшевый стул. Студенцов зашагал взад и вперед, дымя трубкой. Бабин не отрываясь смотрел в бинокль.

— Да, — протянул Студенцов, он тяготился молчанием, — тут с такой точностью не определишься.

— Берег, — негромко сказал Бабин.

Схватив бинокль, Студенцов ринулся к окну. Я видел, что Овчаренко схватился за ручку двери, но я уже сам выбежал на палубу и на палубе увидел Овчаренко, закрывавшего за собой дверь. Мы стояли, держась за поручни, он немного впереди, я сзади, и оба смотрели туда, куда ветер и волны гнали наш тральщик. Только волны и пену видел я впереди, но вот нос судна влез на высокую водяную гору. Казалось, взобравшись на высоту, на секунду судно остановилось перевести дыхание. В эту секунду с высокой водяной вершины стало видно далеко-далеко, и я увидел мчащиеся холмы и горы, рушащиеся гребни, пену, летящую по воздуху, а вдали, за черной волнующейся водой еле заметную черную неподвижную гряду. Она тянулась по горизонту, замыкая круг ревущего хаоса, и неподвижностью отличалась от водяных гор. Я успел только кинуть взгляд на неё, как судно ринулось вниз с волны. Резко хлопнув дверью, капитан вышел на палубу. Постукивая пальцами по биноклю, он ждал, когда нас снова поднимет. Кругом бушевали волны, большие и маленькие, они сталкивались, сливались в одну, разделялись снова. Потом нас подняло и понесло вверх. Море ушло куда-то далеко-далеко, оно бушевало уж где-то под нами, под нами летали чайки и глупыши, а маленькие волны казались ещё в десять раз меньшими. Мы опять были на вершине водяной горы. Каменная гряда показалась мне на этот раз гораздо ближе. Она уже не была такой ровной. Я различал отдельные скалы, уступы черного камня. Капитан не отрываясь смотрел в бинокль. Прошла секунда, и судно ринулось вниз. Бабин вышел из рубки.

— Кажется, верно, Николай Николаевич, — сказал он. Студенцов, не отвечая, наклонился и крикнул вниз на палубу:

— Свистунов, поднимитесь сюда!

Свистунов, весь мокрый, взбежал по трапу.

— Вы видели берег? — спросил капитан.

— Видел.

— Как вы думаете, что за острова?

Мы снова были высоко над морем, и каменная гряда казалась теперь ещё ближе. Свистунов, прищурив глаза, глядел на неё.

— Я думаю, — Старовер и Ведьма.

Студенцов и Бабин переглянулись. Мы полетели вниз с водяной горы, вода заплескалась на палубе. Студенцов повернулся к Овчаренко:

— Ну, Платон Никифорович, можно действовать. Определились правильно. Будем заходить за Старовера. — Овчаренко кивнул и побежал по трапу. — Товарищи! — закричал капитан вниз на палубу. — Сейчас зайдем за островок и сядем на банку. Маневр серьезный, но довольно безопасный. Всем надеть спасательные пояса. Собраться на палубе возле лебедки. Паники быть не должно.