Александр Грачёв - Падение Тисима-Ретто

Все офицеры гарнизона боялись подполковника Кувахара больше, чем самого командующего. Сын одного из членов тайного совета, Кувахара был одним из видных разведчиков японской армии и пользовался большим влиянием. После десятилетней службы в разведотделе Квантунской армии Кувахара считался отличным специалистом по русским и китайским делам. Операции по уничтожению партизанских гнезд в Маньчжурии, которые осуществлялись под его руководством, проходили, как правило, успешно. Назначение Кувахара на этот остров было связано с переброской сюда большой группы военнопленных. Учитывая, что эти люди обречены на верную гибель, на строительство подбирались преимущественно бывшие коммунисты, комсомольцы, крестьяне-партизаны и добровольцы-студенты, попавшие в плен на разных фронтах Китая. Это были наиболее опасные для империи элементы, и нужен был именно хитрый, ловкий и беспощадный Кувахара, чтобы держать их в руках и заставить работать.

С приходом Кувахара на острове установился деспотический, по-самурайски свирепый режим не только среди военнопленных, но и в подразделениях гарнизона. Слежка за офицерами, проверка содержимого ранцев и всех личных вещей солдат, обязательный просмотр писем, прослушивание телефонных разговоров проводились неукоснительно. И никто об этом не смел говорить, лишь отдельные офицеры шепотом на ухо друг другу высказывали свое возмущение.

Из офицеров, связанных со строительством укреплений, пожалуй, один инженер-капитан Тиба не трепетал при встрече с Кувахара. Разумеется, Кувахара это злило, но он не мог придраться к Тиба, — тот был вне подозрений, так как демонстративно безразлично относился к событиям общественной жизни. Когда в кругу офицеров заходила речь о трудностях войны, он либо отмалчивался, либо уходил. Кроме того, он слыл в гарнизоне выдающимся специалистом инженерного дела и пользовался защитой и покровительством командующего. Все считали Тиба скрытым, замкнутым, нелюдимым, и не без основания: он никогда ни с кем не бывал в дружбе. Жил в уединенной каморке при одной из казарм аэродромного батальона, и никто не бывал у него там, кроме ординарца. Да и к услугам ординарца он прибегал редко.

Как всегда, командующий встретил инженера дружелюбно: генерал любил выставить себя либералом перед учеными людьми.

— Что случилось у вас, господин инженер? — спросил он без строгости.

— Ничего особенного, господин командующий. Плохо был забетонирован водоносный слой, — спокойно отвечал Тиба. — Накопились грунтовые воды, создался сильный напор, и, как видите, прорвало бетонный пол.

— Сколько потребуется времени, чтобы закончить работы?

— Сегодня забьем ключ, завтра будем наращивать слой бетона, а послезавтра закончим.

— Вы можете нас проводить по подземельям?

— Слушаюсь, господин командующий. Только… — инженер Тиба запнулся, — только в подземельях всюду военнопленные…

— Но там же охрана, господин инженер-капитан, — многозначительно заметил молчавший до сих пор Кувахара. — Или вы не держите ее в подземелье?

— Охрана, господин подполковник, находится в главных узлах сооружений, — не оборачиваясь к Кувахара, пояснил Тиба. — В галереях опасно распылять охрану: у пленных, в руках лопаты и кирки…

— Ерунда! — воскликнул подполковник. — Возьмем с собой отделение солдат.

— Как же вы сами-то ходите, капитан? — участливо спросил командующий.

Тиба усмехнулся.

— С пленными у меня разговор короткий. — При этом инженер-капитан так посмотрел на Кувахара, как если бы сказал: „Ты дурак и ничего не понимаешь“.

И проницательный Кувахара действительно ничего не понял.

Перед тем как спуститься в подземелье, генерал потребовал рабочую карту расположения укреплений. Ее расстелили на траве, и все уселись вокруг. Жирная красная черта, обозначавшая подземные галереи, замысловатыми зигзагами охватывала все побережье плато. То там, то тут от нее отходили кривые полосы потоньше — „лисьи норы“. Одни вели к краям плато, к синим квадратам — амбразурам, другие — к синим кружочкам — дотам. Красными квадратами различной величины обозначались главные узлы системы укреплений. Одни из них — казармы для солдат, другие — склады боеприпасов, третьи — командные пункты полков и батальонов.

— Начнем отсюда, — указал генерал на самый крайний квадрат, — и пройдем до каземата главного управления. По пути завернем к двум — трем амбразурам и вот к этим дотам, — генерал показал на карте.

Под охраной отделения солдат спустились в тот каземат, где шла борьба с водой. Отсюда отходили в противоположных направлениях две темные галереи. В их глубине перемигивались красные точки фонарей, копошились темные фигуры военнопленных, сколачивавших настил из досок.

Трое вооруженных солдат, шедших впереди, останавливались возле каждого работающего и приказывали положить инструмент на пол и стоять „смирно“ до тех пор, пока пройдет генерал со свитой. Свет электрических фонариков в руках генеральской свиты вырывал из мрака то бледное лицо военнопленного, то, кусок потолка, то стены, обшитой досками. С потолка, состоявшего из наката бревен, падали тяжелые капли.

— Это самый сырой участок, — пояснил Тиба генералу. — Через год потребуется ремонт этой галереи. Если конечно, все будет благополучно…

— А что вы считаете неблагополучным? — вкрадчиво, спросил подполковник Кувахара.

— Я далек от политики, господин подполковник, — повернув к нему голову, ответил инженер-капитан, — но я хорошо понимаю, что такое война и какие в ней бывают превратности.

— Что говорят военнопленные? — перебил его генерал.

— Я ведь не знаю китайского языка, господин командующий. А те из китайцев, которые хоть намного владеют японским, спрашивают меня только об одном: что будет с ними, когда закончатся здесь работы.

— И что же вы им отвечаете? — спросил генерал.

— Обычно призываю их добросовестно работать и высказываю предположение, что лучшие из них получат поощрение и будут отправлены на родину.

— Сейчас можете отвечать, что все будут отправлены на родину. — Эти слова генерал сказал мягко, почти задушевно.

— А почему вы, господин инженер-капитан, не сообщаете командующему о том, что среди военнопленных существуют и другие разговоры? Или вам ничего о них не известно? — вмешался подполковник Кувахара. — Вы ведь часто беседуете с десятником Ли Фан-гу, к которому благоволите.

Инженер Тиба ответил не сразу. С пристальным вниманием он осмотрел один из боковых опалубочных щитов, осветив его фонариком, потом сказал стоящему рядом оборванному китайцу, чтобы тот хорошенько закрепил доски, и только после этого повернулся к Кувахара и объяснил: