Владимир Трошин - Любимцы Богини

После каждого такого набега город отстраивался заново, заселялся новыми жителями. Только к концу восемнадцатого века, когда Россия покорила Крым, закончилась его трудная, полная бесчисленных жертв служба.

Каждый приезд в родные места переживался Василием заново. В не чуждой сантиментам душе лейтенанта, этим событиям отводилось особое место. Несмотря на то, что поезд приходил почти в семь часов утра, он вставал очень рано, часа в четыре, и все это время неотрывно стоял у окна в пустом коридоре вагона, стараясь не пропустить ни одной приметы приближающейся желанной встречи. Наконец, внизу медленно проплывает с застывшими над водной гладью фигурками рыбаков стальная в лучах утренней зари, лента реки. Домов почти не видно. Они скрыты зеленью деревьев, среди которых там и здесь розовеют кирпичом полуразрушенные стены многочисленных церквей, над которыми возвышается белокаменной статью единственный действующий в городе Вознесенский собор. Из-за ограды храма виднеется маковка древней часовни, построенной на месте захоронения воинов, защищавших город от орд Тамерлана.

«Вон там, за поворотом, дорога к моему дому, от берега всего минут десять», – и в голове мысленно оживает все то, что стало ему близким за годы детства. Родной город всегда встречал тишиной, непривычной для жителей больших городов. Вот он, жадно вдыхая, как казалось ему, особенный, только здесь бывающий воздух, неторопливо идет по улице, знакомой от самого большого дома до самого мелкого камушка. В рабочий день улица пустынна, и постороннему может показаться, что никому до него нет дела. Но Василий знает, там, в глубине этих деревянных и кирпичных домиков, в полумраке комнат с низкими потолками, через окна, с покосившимися и почерневшими от времени резными наличниками, следят за ним слезящиеся глаза доживающих свой век стариков и старух. Не перечислить всего того, что они видели за свою долгую жизнь. Может быть, это новоселья в только что срубленных домах новой улицы, пьяные куражи мастеровых с «чугунки» по выходным, кумачовый разгул обеих революций. А может, это хмельные и нагловатые физиономии казаков Мамонтова, поящих своих коней возле колодца, которого давно уже нет, жуткая казнь красного комиссара, привязанного ими к пущенным вскачь лошадям, суровые будни первых пятилеток. Их память сохранила черный раструб репродуктора, вещающего голосом Молотова о вероломном нападении фашистской Германии, немецкого солдата, прикрывающегося ребенком от штыка нашего пехотинца, дикие, непрекращающиеся бомбежки, безумную радость победы. Все было: и послевоенный голод, и триумф полета Гагарина. А сейчас видят его: «К Нинке Бобылевой старший сын приехал!».

Вот и родной дом! Калитка ворот закрыта на засов. Стучит в окно. Неужели никого нет? Дергается занавеска. От сердца отлегает. Через секунду в окне мелькает растерянно-радостное лицо матери:

– Сейчас, сейчас открою!

Скрипит дверь калитки, и мать обнимает его.

– С приездом! – говорит она и, вытирая выступившие скупые слезинки, ведет его в дом.

«Как сильно она постарела! Или он раньше этого не замечал? Ничего в доме не изменилось. Только вот новые дорожки на полу».

– Это на 8 марта, на премию, – заметив его взгляд, говорит она и сразу добавляет, – как Витя, ты видел его?

«Боже! Как она его любит, если даже забыла сказать где отец!» – немного с обидой думает Василий. Если ему, старшему, в детстве только изредка доставались материнские ласки, то младшенький Витя был ее любимцем.

– Да, я был у него. Он поступил, сейчас достану письмо, – Василий наклоняется над чемоданом. Но мать останавливает:

– Потом, иди, умойся, переоденься, а я на стол накрою.

Не успевает Василий заправить лезвие в бритвенный станок, как слышит:

– Садись, пока борщ не остыл.

На столе уже дымится малиново-багровая с белым сметанным пятном тарелка борща, желтеет, накрытая котлетой, величиной с кулак, вареная картошка, горкой краснеют соленые помидоры, а из хрустального запотевшего графина просится в стакан рубиновый вишневый компот. Василий так явственно представил себе эту картину, что обманутый им пустой желудок гневно заурчал в ответ, а рот, предвкушая несуществующие яства, наполнился слюной.

– Ну, ты, наверное, уже взрослый, тебе можно, – говорит мать и достает из холодильника запотевшую поллитровку. Василий знает, как отрицательно она относится к крепким напиткам. Все это только ради него. О том, что Виктор поступил, родители уже знают, мама показывает ему телеграмму.

– Ну, расскажи еще, как он там? – просит она. И только выведав все, что он знает о младшеньком, спрашивает:

– Жениться-то еще не решил? А то может, окрутила какая питерская?

– Да нет мам, рано мне еще …, – смущаясь, успокаивает ее Василий. Мать рассказывает, почему не приехали на выпуск. Собрались вместо деревянной веранды кирпичную пристройку делать, а на кирпичи нужны большие деньги. Василий узнает о друзьях-одноклассниках:

– Остался ты один-одинешенек, переженились все.

Наконец приходит с ночной смены отец. Обнялись. Подняли стопки за приезд. Разговор продолжился. Снова пришлось рассказывать о брате. Потом втроем идут в сад. Отец показывает посаженные им яблоньки, которые в этом году должны дать первый урожай, рассказывает, где и как он покупал саженцы клубники и помидоров. Чтобы не обидеть отца, Василий, дымя сигареткой, делает вид, что ему это очень интересно, а сам думает про совершенно другое: «Как здесь хорошо! Почти как у Сереги Есенина – «тихое счастье, окнами в сад». Бросить все к «чертовой матери» и никуда не ехать». Расспросив обо всем, что их интересовало, родители наперебой начинают рассказывать о родне. Потом просят надеть лейтенантскую форму. Мать с интересом оглядывает его со всех сторон, взяв под руку, смотрится с ним в зеркале и просит:

– Сходи завтра в форме к бабушке, она очень будет рада.

Василий сначала отнекивается, но все же уступает ее настойчивым просьбам. Чего-чего, а привлекать к себе внимание он не любил. Что значит форма морского офицера на улице города в глубине России, где каждый второй мальчишка в детстве мечтает быть моряком! Это значит, что каждый встретившийся будет таращить на тебя глаза. Но посещение родственников – это святое.

Последующие дни отпуска были также посвящены хождениям по родственникам. У мамы их много. Это родные и двоюродные сестры, братья, тети и дяди. Кроме этого, целый день был отдан посещению старинного городского кладбища, на котором похоронены дед и крестный Василия – дядя Сергей.

Написал два письма Лене, два раза звонил ей с переговорного пункта и, наконец, получил тоже два письма. В одном была фотография. На обратной стороне она написала: «Очень скучаю. Лена». Письма были бесхитростные, чувствовалось, что их автор стеснялся выражать свои чувства. Но каждое прочитанное слово вызывало в нем чувство умиления и восторга. Он бесконечно перечитывал их, каждый раз находя в словах новый, как казалось ему, скрытый, только ему понятный подтекст. От матери не укрылось, что с сыном что-то не то. На соседских девиц не смотрит, все время о чем-то думает. Как-то попросила: