Морган Робертсон - Тщетность, или Гибель «Титана»

Усилием воли он заставил себя встать и осмотреться. Под действием наркотика он видел мир, словно через кривое зеркало. Пароход казался ему не больше кляксы на выбеленном светом луны полотне тумана. Тем не менее, он ясно видел людей, снующих по тонущему судну и возящихся у шлюпбалок. И одна из лодок — шлюпка с номером 24 — уже раскачивалась на талях. Затем туман совершенно скрыл корабль из виду и только рев пара, утекающего из его пробитых железных легких, еще позволял определить местонахождение судна. Потом этот звук внезапно смолк, сменившись шумом воды и свистом воздуха. А когда и он стих, а в наступившей тишине раздались несколько приглушенных взрывов - словно бы рвались котлы, Роуланд понял, что все кончено. Непотопляемый «Титан» с большей частью своих пассажиров, тщетно пытавшихся выбраться на палубу по вздыбившимся полам и лестничным пролетам, ушел на дно.

Его мозг отрешенно зафиксировал последние минуты агонии гигантского корабля, не будучи в состоянии в полной мере осмыслить весь ужас произошедшего — его чувства словно атрофировались. Тем не менее, он в полной мере осознавал, какая опасность грозит женщине, чей голос он слышал в тумане и узнал. Женщине его мечты и матери ребенка, покоящегося у него на руках. Роуланд поспешно осмотрел место крушения. Все до единой шлюпки, разбросанные по льду, были разбиты. Подобравшись к кромке воды, он закричал во всю силу своего слабого голоса, надеясь, что шлюпки, которые удалось спустить на воду, где-то поблизости, хотя и скрыты туманом. Он взывал к ним, умолял прийти на помощь. Спасти ребенка и найти женщину, которая в момент столкновения находилась на прогулочной палубе, под мостиком. Он выкрикивал имя этой женщины, убеждая ее плыть на его голос, держаться за обломки и ответить ему. Но ответа не было, и когда он охрип настолько, что уже не мог кричать, а ноги онемели от холода, исходящего от ледяной глыбы, он вернулся к обломкам. Он был подавлен, но не сломлен, хотя произошедшее не могло сравниться ни с одной из бед, которыми была полна его несчастная жизнь. Маленькая девочка плакала, и он, как мог, старался успокоить ее.

— Я хочу к маме, — причитала она.

— Тише, крошка, тише, — отвечал он устало. — Я тоже хочу этого больше всего на свете, но, боюсь, наши шансы теперь равны. Ты замерзла, малышка? Сейчас я сделаю для нас дом из этих обломков.

Он снял куртку, набросил ее на девочку и, сказав: «ничего не бойся», усадил ребенка в угол в искореженного, завалившегося на бок фрагмента мостика. В этот момент из кармана крутки выпала фляжка с виски. Казалось, прошли века с тех пор, как он впервые обнаружил ее. Роуланду понадобилось некоторое усилие, чтобы осознать то, что скрывалось за этим подношением капитана. Матрос вознамерился было отправить ее вниз по ледяному склону, но в последний момент передумал.

— Разумнее оставить ее у себя, — пробормотал он. — Возможно, в малых дозах примешанная к виски дрянь не так уж и опасна для жизни. Здесь, на айсберге виски может очень пригодиться.

Он спрятал фляжку, затем сорвал брезентовый полог с одной из разбитых шлюпок и завесил им обломки мостика. Закончив работу, он заполз внутрь, осторожно просунул — одну за другой — обе руки в рукава своей матросской куртки. Выданная ему сразу после прибытия на корабль, куртка была скроена на человека куда большей комплекции, чем он. И благодаря этому Роуланд мог теперь поместится в ней вместе с девочкой. Прижав ребенка к себе и тщательно застегнув все пуговицы, он улегся на жестких досках. Некоторое время девочка еще всхлипывала, но вскоре уснула, согретая теплом его тела.

Кое-как устроившийся, Роуланд предался мрачным мыслям. Две картины сменялись перед его мысленным взором. На одной была женщина его мечты, умоляющая его вернуться к нему, - он всем сердцем желал, чтобы это было своего рода предсказанием на будущее. На второй картине эта же женщина - холодная и безжизненная — покоилась на дне океана. Он перебирал в уме ее шансы на спасение. Она находилась на палубе в момент столкновения, рядом с мостиком, а значит — в непосредственной близости от шлюпки №24. Он видел, как эту шлюпку спускали на воду и Мира вполне могла попасть на нее и выжить, если только обезумевшая толпа в поисках спасения не перевернула шлюпку и не утопила ее. Он мысленно проклинал этих несчастных и желал, чтобы на шлюпке помимо гребцов из команды судна оказался только один пассажир - его Мира.

Наркотический дурман еще не выветрился из его головы и это, а также монотонный плеск воды и глухое поскрипывание, которое можно было бы назвать голосом айсберга, позволило наконец ему расслабиться. Он провалился в сон, чтобы проснуться утром полузамерзшим, с окоченевшими от холода ногами.

А пока он спал шлюпка с №24 на борту, приводимая в движение командой гребцов и направляемая твердой рукой флотского офицера, шла к Южному морскому пути — самому оживленному маршруту весенней навигации. На корме шлюпки, присев на сложенный парус, стенала и молилась женщина, оплакивая мужа и ребенка. Ее отчаяние не стало меньше даже тогда, когда один из офицеров заверил, что ее дочь спасена храбрым и преданным матросом по имени Джон Роуланд и оба они, несомненно. находятся сейчас в другой шлюпке. По словам офицера, пока она лежала без сознания, Роуланд несколько раз сообщил о спасении девочки всем, кто мог его слышать. Офицер предпочел умолчать о том, что Роуланд взывал к ним с айсберга, на котором, несомненно, находится и до сих пор. И он, и ее малышка-дочь. Если, конечно, они до сих пор живы.

С некоторой опаской Роуланд сделал приличный глоток из фляжки и, завернув еще спящего ребенка в куртку, вышел из ветхого убежища на воздух. Туман рассеялся и синие океанские воды предстали перед Роуландом во всей своей грозной красе. До самого горизонта был только океан и ничего больше. За спиной моряка возвышался пик ледяной горы, и он вскарабкался на него, чтобы с высоты в сто футов осмотреть окружающее пространство. С левой стороны берег ледяного острова был более отвесным, а справа массив льда простирался насколько хватало глаз и представлял собой нагромождение искрящихся на солнце торосов и каньонов, испещренных бесчисленными пещерами и застывшими водопадами. Моряк напрасно напрягал зрение, он не увидел ни паруса, ни дыма - никакой даже самой робкой надежды. Он пустился в обратный путь, ориентируясь по собственных следам. Примерно на полпути до обломков мостика Роуланд заметил странный белый объект, который довольно быстро приближался со стороны торосов.

Не уверенный, что это не последствия наркотического дурмана, он, тем не менее, ускорил шаг, а потом и вовсе побежал, поскольку загадочный объект был ближе его к мостику и передвигался поразительно быстро. Когда расстояние между матросом и белым объектом сократилось до ста ярдов, сердце Роуланда дрогнуло, а кровь застыла в жилах. Теперь уже не оставалось сомнений, что перед ним грозный обитатель крайнего Севера, волей судьбы оказавшийся так далеко от родных ему мест. Тощий, изголодавшийся белый медведь почуял запах пищи и, неуклюже переваливаясь, мчался к своей цели, распахнув красную пасть с жуткими желтыми клыками. Все, что Роуланд мог противопоставить зверю, это прочный складной нож, который он на бегу вытащил из кармана и обнажил пятидюймовое лезвие. Он без колебания готов был вступить в схватку, которая сулила ему почти верную смерть, лишь бы защитить ребенка, чья жизнь стала для него важнее всего на свете. В этот миг, к ужасу Роуланда, девочка выбралась из-под закрывающего остатки мостика брезентового полога. Медведь был всего в нескольких метрах от нее.