Сергей Жемайтис - Клипер «Орион»

По краям адмиральского стола, покрытого зеленым сукном, высились стопки папок, в которых содержались все сведения о судах военных и торговых, стоявших в гаванях и доках порта, запасах угля, нефти, различных товаров в многочисленных складах военной гавани, запасных частях для двигателей, боеприпасах, списки команд военных судов, счета различных фирм и еще множество бумаг — ими обрастает всякое современное предприятие, в котором участвуют многие тысячи людей и машин.

Адмирал давно понял и скрытый смысл, заключенный в строках многих, казалось бы, совсем безобидных отчетов или донесений. В них военные чиновники старались снять с себя ответственность и переложить ее на плечи своих коллег, а чаще всего на плечи своего адмирала, поэтому сэр Эльфтон очень редко заглядывал в какую-либо из папок, их приносили по традиции и ровно через час уносили. Адмирал предоставлял право разбираться в этом ворохе бумаг и выносить решения своим заместителям и многочисленным начальникам служб, что они и делали без видимого ущерба для дела.

Адмирал подписывал только приказы, письма и отчеты о работе порта, посылаемые в Лондон первому лорду адмиралтейства сэру Уинстону Черчиллю.

Несмотря на преклонный возраст, лорд Эльфтон сохранил прекрасную память и без труда запоминал названия всех кораблей, стоящих у стенок причалов, на рейде, в доках, находящихся в рейсах (из тех, что приписаны к его порту) или покоящихся на дне морском, чем втайне гордился и любил щегольнуть при случае.

Без стука, неслышно ступая по мягкому ковру, к столу подошел капитан с одутловатым лицом, один из менее удачливых сослуживцев адмирала, вышедший в запас, но в войну вернувшийся на флот. Он числился заместителем адмирала по административным делам и заведовал его секретной перепиской.

— Отличная погода, сэр, — сказал капитан, положив на стол несколько сколотых скрепкой листов синеватой бумаги, густо покрытых машинописным текстом.

— Весна, Стаддард.

— Да, сэр.

— Что-нибудь важное?

— Думаю, да, сэр. Кавалерист иногда пишет дельные вещи.

— Как ни странно, Стаддард.

— Да, сэр.

Оба заговорщицки переглянулись. Кавалеристом они называли первого лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля. Они очень хорошо знали всю подноготную этого необыкновенно удачливого человека.

Начинал Уинстон незавидно. Учился из рук вон плохо. С трудом окончил школу и был настолько слабо подготовлен, что пришлось навсегда оставить мечту о юридическом образовании. Раздосадованный Рандольф Черчилль, отец Уинстона, считая сына слабоумным, решил пустить его по военной части — и опять неудача: два раза юноша проваливался на приемных экзаменах в пехотное училище; пришлось идти в кавалерийское, где к сыну лорда не предъявляли особенно жестких требований. По окончании кавалерийского училища молодой офицер был направлен в 4-й гусарский полк, находящийся в Индии. Основным занятием в этом привилегированном полку была игра в поло.

Неожиданно в 23 года этот недоучка и прожигатель жизни написал книгу о колониальных войсках, хорошо встреченную и критикой и читателями.

Военный корреспондент, участник англо-бурской войны, он попадает в плен к бурам, которые чуть было его не расстреляли. Бежит из плена и сразу приобретает громадную славу чуть ли не национального героя, потому что в эту пору английских неудач в войне с бурами побег из плена молодого журналиста был умело использован прессой как пример «доблести» истого англичанина.

Затем началась его головокружительная карьера политического деятеля. И наконец, бывший кавалерист стал первым лордом адмиралтейства — морским министром, имея очень смутное представление о море и кораблях, что не помешало ему перед самой войной провести реформы, благодаря которым королевский флот Великобритании сразу вырвался вперед среди всех флотов мира: Черчилль перевел военные корабли с угля на нефть и увеличил главный калибр артиллерии на крейсерах и линейных кораблях с 13,5 до 15 дюймов. Все же для истых моряков он оставался кавалеристом. Единственное, что несколько мирило моряков с первым лордом адмиралтейства, так это его родословная: Черчилль происходил по прямой линии от адмирала-пирата Френсиса Дрейка — немаловажное обстоятельство для англичан, где так чтут традиции.

— Вообще в этом циркуляре нет ничего нового, сэр, если не считать, что от разговоров мы переходим к делу, — сказал капитан с одутловатым лицом, сгребая папки с непрочитанными бумагами.

— Совсем не плохо для любителя игры в поло.

— Все-таки сказывается влияние моря, сэр.

— Если Темза превратилась в морской залив…

— Возможно, сэр… — Капитан вышел с грудой папок.

Адмирал устало взглянул на первый лист, и в его водянистых глазах появилось что-то похожее на любопытство. Пробежав предписание, адмирал повернулся и стал глядеть на карту. Сначала он мысленно проделал путь из Плимута в Архангельск, затем в Баку и наконец во Владивосток.

Адмирал поднялся из теплого кожаного кресла и болезненно поморщился, когда услышал сухой треск в коленных суставах. Под его адмиральскую одежду сразу стал просачиваться промозглый холод, поселившийся на веки вечные в каждом английском доме. Кабинет адмирала не был исключением, хотя в камине и тлела горка углей. Разминая подагрические ноги, адмирал подошел к камину, набрал в совок из ящика углей, высыпал их на угасающий огонь и стал думать, с удовольствием прислушиваясь к потрескиванию кусков кардифа.

Циркуляр из адмиралтейства радовал адмирала. В нем предписывалось немедленно приступить к подготовке судов для экспедиционного корпуса, посылаемого в Россию. «По требованию народа и его законного правительства, — как говорилось в циркуляре, — мы должны оказать помощь нашему союзнику в установлении в России законной власти». Слова «законной власти» были подчеркнуты красным карандашом. Адмирал долгие годы командовал кораблями в колониальных водах и помогал приходить к власти многим «законным» правительствам и сметал огнем пушек селения, в которых народ восставал против этих «законных» правительств. Адмирал без иронии воспринимал этот удобный термин. «Законный», — следовательно, удобный, необходимый для правительства его величества короля Англии Георга V, который также был очень удобен для подлинных властителей Англии, среди коих числил себя и адмирал сэр Вильям Эльфтон.

Адмирал вложил большую часть своих денег в акции Ленских приисков, приносивших весьма приличные дивиденды, его также прельщал русский лес. Невообразимые пространства русского Севера, покрытые корабельной сосной, лиственницей, березой — и все это, почти ничего не стоившее на месте, превращалось в золото на берегах Британских островов.