Рафаэль Сабатини - Удачи капитана Блада

– О, какая скромность! – воскликнула донья Леокадия, молитвенно сложив руки и подняв глаза к небу. – Правду говорят, что подлинно великое – всегда скромно.

– Ваши слова достойны истинного героя, – удручённо вздохнул дон Себастьян. – Но я огорчён, друг мой, что вы лишаете меня возможности хоть чем-то отблагодарить вас.

– Меня не за что благодарить, дон Себастьян, – возразил дон Педро. И умоляю вас, не будем к этому возвращаться.

Он поднялся.

– Пожалуй, я сразу же отправлюсь на корабль, чтобы получить распоряжения адмирала, сообщить ему о том, что здесь произошло, а заодно показать виселицу, которую вы соорудили на берегу для этого проклятого капитана Блада. Это очень обрадует его превосходительство.

К полудню дон Педро вернулся на берег уже не в костюме с чужого плеча, а одетый нарядно и элегантно, как подобает испанскому гранду.

– Маркиз Риконете просит меня сообщить вам, что так как Карибское море, к счастью, очистилось от капитана Блада, то миссия его превосходительства в этих водах окончена, и теперь ничто не препятствует его скорейшему возвращению в Испанию. Он намерен конвоировать корабли с ценностями во время путешествия через океан и просит предупредить их капитанов быть готовыми поднять якорь во время первого же отлива – сегодня в три часа дня.

Дон Себастьян был поражён.

– И вы не сказали ему, что это невозможно?

Дон Педро пожал плечами.

– Я же говорил вам, что с адмиралом спорить бесполезно.

– Но, дорогой дон Педро, больше половины экипажа отсутствует, а на кораблях нет пушек.

– Будьте уверены, что я не преминул сообщить об этом его превосходительству. Конечно, это его огорчило, но он считает, что на каждом корабле хватит народу, чтобы управлять судном, а этого более чем достаточно.

«Мария Глориоса» отлично вооружена и сможет защитить их от нападения.

– А он не подумал о том, что может случиться, если шторм разлучит «Марию Глориосу» с этими галеонами?

– На это я ему тоже указал, что не произвело никакого впечатления. Его превосходительство обладает развитым самомнением.

Дон Себастьян надул щеки.

– Так-так. Разумеется, это его дело, и я благодарю за это Бога. Эти корабли и так доставили немало неприятностей Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, и я рад от них избавиться. Но должен заметить, что ваш адмирал весьма неосторожен. Очевидно, это характерная черта королевских фаворитов.

Слабая улыбка, мелькнувшая на губах дона Педро, означала согласие со словами губернатора.

– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы галеоны как можно скорее были снабжены провизией. Не стоит задерживать его превосходительство, к тому же прилив не станет ждать даже его.

– О, разумеется, – согласился дон Себастьян, в покорности которого ощущалась заметная доля иронии. – Я сейчас же отдам распоряжения.

– Я сообщу об этом его превосходительству. Он будет вам очень признателен. Ну, разрешите откланяться, дон Себастьян. – И они дружески обнялись. – Поверьте, я надолго сохраню воспоминания о нашем счастливом и взаимовыгодном сотрудничестве. Моё почтение донье Леокадии.

– А вы не останетесь посмотреть, как повесят капитана Блада? Казнь состоится ровно в полдень.

– Адмирал ожидает меня к восьми склянкам, и я не осмелюсь заставить его ждать.

По пути в гавань капитан Блад задержался у городской тюрьмы. Дежурный офицер встретил его со всеми почестями, подобающими спасителю Сан-Хуана, и открыл двери по его просьбе.

Пройдя двор, где расхаживали взад-вперёд закованные в цепи удручённые пираты, Блад подошёл к каменной камере, в которую едва проникал свет сквозь забранное решётками маленькое окошко, расположенное у самого потолка. В этой тёмной зловонной яме, сгорбившись на табуретке, сидел пиратский капитан, уронив голову на руки в наручниках. Услышав скрип дверных петель, он поднял голову, и его злое лицо уставилось на посетителя. Разбойник не узнал своего вчерашнего, испачканного грязью противника в этом элегантном сеньоре в чёрном, расшитом серебром костюме, в тщательно завитом, ниспадающем на плечи чёрном парике и с длинной эбеновой тростью с золотым набалдашником.

– Уже пора? – проворчал он на своём ломаном испанском языке.

Но блестящий кастильский аристократ неожиданно ответил по-английски, да ещё с явным ирландским акцентом.

– Не будьте столь нетерпеливым. У вас есть ещё время подумать о вашей душе, если таковая имеется; есть время раскаяться в совершённых вами гнусностях. Я могу простить вам то, что вы выдавали себя за капитана Блада.

Сам по себе этот акт даже можно расценивать как комплимент. Но я не могу вам простить того, что вы натворили в Картахене, – зверских убийств, пыток, изнасилований и других беспричинных жестокостей, которые вы совершили, удовлетворяя ваши низменные инстинкты и позоря присвоенное вами имя.

Негодяй ухмыльнулся.

– Вы говорите, как поп, которого прислали меня исповедовать.

– Я говорю как человек, которым являюсь, и чьё имя вы осквернили своими низкими поступками. Советую вам за краткий промежуток времени, остающийся у вас после моего ухода, хорошенько осознать неумолимость высшего правосудия, которое привело вас на виселицу с моей непосредственной помощью.

Ибо я – капитан Блад!

Несколько секунд он стоял, молча глядя на осуждённого самозванца, утратившего от изумления дар речи; затем, повернувшись на каблуках, вышел к ожидавшему его испанскому офицеру.

Пройдя мимо виселицы, установленной на берегу, он сел в шлюпку, которая тотчас двинулась к бело-золотому флагманскому кораблю, стоящему на рейде.

Таким образом, в тот же день, когда фальшивый капитан Блад был повешен на берегу Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, настоящий капитан Блад отплыл на Тортугу на «Марии Глориосе», или «Аддалузской девчонке», конвоируя корабли с сокровищами, где не было ни пушек, ни достаточного количества людей, чтобы оказать сопротивление, когда их капитанам стала ясна ситуация, в которой они очутились.

– Фортуна, – любил повторять капитан Блад, – ненавидит скряг. Она приберегает свои милости для тёк, кто умеет правильно делать ставки и с блеском тратить выигрыши.

Конечно, вы можете соглашаться или не соглашаться с ним, но сам Блад всегда руководствовался этим правилом, никогда не отступая от него.

Многочисленные примеры щедрости капитана можно найти в записках о его полных риска приключениях, оставленных нам Джереми Питтом, но ни один из них не может сравниться в блеске и яркости с мерами, принятыми с целью сокрушить вест-индскую политику месье де Лувуа [51], когда она угрожала уничтожением могучему братству флибустьеров.

Маркиза де Лувуа, преемника великого Кольбера [52]на службе Людовика XIV, дружно ненавидели при жизни, с той же силой, с какой его так же дружно оплакивали после смерти. Думаю, что подобное единство взглядов является высшей оценкой достоинств политического деятеля. Ничто никогда не ускользало от внимания месье де Лувуа. И вот, охваченный организаторским пылом, он в один прекрасный день оставил в покое государственный аппарат с тем, чтобы заняться инспекцией французских владений в Карибском море, где активные действия флибустьеров оскорбляли его страсть к порядку.