Георгий Яффе - Тихоокеанские румбы

«Руслан»:

«Вода прибывает в кочегарку, размывает уголь. Выбираем плиты, применяем все усилия для откачки, но забивает… удаляем ведрами. Подойдите, если можно, на случай спасения команды. Клюев».

«Машина останавливается. Пользуемся передатчиком, пока работает динамо… Клюев».

Это необыкновенный, страшный диалог… Что добавить к нему?

25 апреля 1933 года в 23 часа 29 минут радист ледокола «Красин» принял от «Руслана»:

«Доживаем последние минуты. Последний привет всему коллективу по работе. Малыгинцам последний привет. Клюев».

Последние минуты они оставили для себя. И для родных:

«Архангельск, Соломбала, Левачева, 68, Клюевой. Воспитай сына, но не моряком. Прости, если не мог дать от жизни больше. Твой Вася».

«Мама, гибнем в океане на „Руслане“… Все справки пиши на Мурманск, порт. До смерти остался час, а то и меньше. Валентин».

Это — Волынкин, радист.

Последние слова, пойманные «Красиным» в эфире:

«Спускаем шлюпки…».

Судовые часы показывали 23 часа 50 минут.

На исходе был день 25 апреля 1933 года.

Еще не гасла надежда. Крылов передал на «Красин»:

«Продолжайте поиски, пока не обнаружите остатки „Руслана“ и шлюпки. Свяжитесь с Баренцбургом, предложите на собаках обследовать острова, в районе которых погиб „Руслан“. Радируйте каждые 15 минут».

Но и без радиограммы на «Красине» делали все, чтобы найти хоть какой-то след «Руслана». И нашли… крышку люка и доску от штормтрапа. В слепящий буран горняки облазили скальные берега Шпицбергена — никого и ничего.

Минуло несколько дней. Никого и ничего. Чудо случается только в сказках.

И вдруг…

Сообщение Норвежского телеграфного агентства:

«С судна „Рингсель“, охотящегося за тюленями, передали, что подобраны три человека из команды „Руслана“, а именно — один офицер, один инженер-механик и третий, скончавшийся после того, как он был взят на борт».

Невероятно. Несколько суток моряки находились на шлюпке в шальном от ветра и цепенеющем от стужи Ледовитом океане — и выжили. Норвежская газета «Тидэнс Тенг» писала тогда: «Они претерпели мучения, которые кажутся превосходящими способность человека страдать». А родина Фритьофа Нансена и Раула Амундсена хорошо знает, что это такое.

И все же не верилось. Но вот пришло сообщение:

«Норвежский парусник „Рингсель“ прибыл в Тромсе со спасенными им тремя русскими с погибшего советского парохода „Руслан“. Спасены два матроса — Попов и Бекусов и один из начсостава — Датселов. Все трое были подобраны лежащими замертво на дне спасательной лодки. У всех отморожены ноги. Опасаются, что окажется необходимой ампутация.

„Рингсель“ нашел спасательную лодку 1 мая в шестидесяти милях к югу от Шпицбергена. Матросы норвежского судна в течение 12 часов приводили в чувство людей, найденных лежащими на дне лодки без памяти…»

Итак, живы трое. «Тидэнс Тенг», публикуя репортаж своего корреспондента из больницы Тромсе о встрече со спасенными, уточняла: «Нет, русские не находились без сознания. Штурман пробовал снять шапку, когда увидел „Рингсель“, но был не в состоянии помахать ею, рука бессильно упала вниз. До последней минуты они боролись за жизнь, эти непостижимые русские!»

Передо мной — выписки из судового журнала зверобойной шхуны «Рингсель»:

«30 апреля. Легкий ветер с норд-веста. Полуясная погода. В 18 часов приблизительно на расстоянии 112 морских миль от Зюйдкаппа обнаружена спасательная лодка с поднятыми парусами. Мы тут же причалили к борту лодки. В ней оказалось трое живых людей и один мертвый. Живые были в большом упадке сил, и их пришлось поднять на борт, разместив в помещениях командного состава. Пришлось также разрезать на них мокрую обледенелую одежду.

Спасенным дали камфорные капли и рижский бальзам, одели в сухое белье, после чего уложили на койки, оказав помощь согласно предписаниям врачебной книги — массаж, холодные обертывания.

Выясняется: это русские из команды погибшего парохода „Руслан“, застигнутого северо-восточным штормом. Оставшиеся в живых — капитан, два матроса. Их знания норвежского языка невелики, и их трудно понять. Лишь капитан знает несколько норвежских слов…»

«1 мая. Мы все время массируем больных и продолжаем делать холодные обертывания. Состояние русских улучшается, но они начинают чувствовать боль в отмороженных частях тела. Мы делаем все возможное, чтобы быстрее добраться до суши».

«2 мая. В 15 часов начинается юго-восточный шторм. Не в состоянии держать какой-либо курс по направлению к Норвегии. К тому же у нас осталось горючего лишь на двое суток. Решаем плыть, в направлении Грингарбурга (Шпицберген)…

Видим берег на севере. В 20 часов — восточный шторм, снегопад. Наткнулись на льдины и ложимся в дрейф около них, так как не имеем возможности добраться до берега.

Русские, потерпевшие кораблекрушение, чувствуют себя лучше и лучше, но мы опасаемся гангрены. Уточнили, что один из них не капитан, как это мы раньше поняли, а штурман. Сегодня он рассказал нам следующее о трагической гибели. „Руслан“ шел в Мурманск, когда пароход дал крен. Мы не можем только понять, сел ли он на мель или в корабле обнаружилась течь. Кочегары стояли по пояс в воде у топок. И, наконец, пароход затонул.

Капитан, два штурмана, три машиниста и часть матросов сели в одну из двух спасенных лодок и скитались по морю. До встречи с нами они блуждали пять суток. Насколько удалось понять, капитан от отчаяния выстрелил себе в голову…

Имена спасенных русских: первый штурман Грассин, матрос Мирса и матрос Андре. Они пережили большие мучения, и нужно сказать, это чудо, что им удалось так долго продержаться в эти страшные холода».

И когда казалось, все идет к благополучному концу, судьба вновь преподнесла людям горькую чашу испытаний.

Из того же судового журнала:

«3 мая. Из-за сильного шквала останавливаемся. Здоровье русских поправляется, температура у штурмана 38,3 и у матроса Мирса 38,7. Для экономии горючего выключили мотор. Глубина 36 саженей. Выкачав горючее из танков, обнаружили, что имеем 16 с половиной бочек топлива — на пять суток плавания…»

«4 мая. Снова шквал. Находимся недалеко от берега. Течением нас гонит на скалы. Отходим. Безнадежно в такой снегопад достигнуть Грингарбурга. Обсуждаем вопрос, не взять ли курс на Норвегию.

В 14 часов 30 минут развернулись на юг и пошли вдоль кромки льда».

А дни идут…

«5 мая. Свежий ветер, облачно. Положение русских хорошее. Температура почти нормальная».

«6 мая. Полуясная погода. Согласно лагу средняя скорость 6 и одна четвертая мили. Попутный ветер. Матрос Мирса потерял всякую чувствительность в ногах, но еще нет признаков гангрены».