Курт Кламан - В диком рейсе

Наконец в кубрик опустился боцман и сообщил, что ни медикаментов, ни перевязочных материалов на судне не осталось. Зато капитан Ниссен посылает из своих личных запасов два марлевых бинта, а как — бутылочку льняного масла. Это все.

Свободные от вахты кочегары как могли перебинтовали Яна. Мы с Маком вернулись к топкам. Ирландец не проронил ни слова. Происшедшее словно вовсе не коснулось его. Казалось, он озабочен чем-то иным, куда более существенным.

Сменившись с вахты, я разыскал «деда». Тот сидел в своей каюте за письменным столом и, не отрываясь от работы, коротко бросил мне:

— Что у вас?

Я смиренно шагнул в каюту и сказал:

— Насчет донкимена Джонни. Это он опалил Яна.

Я удивлялся своей смелости (надо же — доложить самому машинному богу!), но молчать я не мог.

— Беда случилась при пересечении экватора, господин старший механик. Как раз в это самое время сверху пошла вода. Ясно, донкимен опрокинул на нас лохань, ни о ком другом не может быть и речи.

«Дед» вскочил. Он вытолкнул меня за дверь и заорал:

— Ваши ссоры меня не касаются. Разбирайтесь в них сами! Мне требуется только, чтобы вы держали пар. Это и есть ваше дело. И оставьте меня в покое!

В душевой я столкнулся с Мак-Интайром и сообщил ему о визите к «деду».

— Никакого результата, Мак, — оказал я. — «Дед» не хочет ни о чем знать. Понятное дело: донкимен лижет ему пятки, а это всегда приятно.

Сгорбившись над раковиной, Мак-Интайр лил себе на шею горячую опресненную воду.

— Может, мне вышвырнуть его за борт или треснуть кулаком так, чтобы концы отдал? — опросил он.

— Тогда у топок будет на одного человека меньше, — просто ответил я.

Земли все еще не было и в помине. Она лежала где-то далеко южнее нашего курса. Нам оставалось лакать воду с червями и ржавчиной. Или «наверху» полагают, будто мы станем пить опресненную воду, чтобы помереть, маясь животам? Пожалуй, для двадцатого столетия это уж слишком… Впрочем, на «Артемизии» был в наличии весь букет «удовольствий»: и жажда, и голод, и отсутствие медикаментов, и удары исподтишка.

В очередную выдачу мы снова получили испорченные продукты. Ярость обуяла нас, мы двинулись к капитану. Как известно, морской закон запрещает подобные выступления. Нам вполне могли «припаять» мятеж. Но в ту минуту мы не думали об этом. Дело зашло уже слишком далеко. По железному тралу, ведущему на шканцы, мы — двенадцать чумазых кочегаров и матросов — поднялись к салону. Затем остановились, тяжело дыша, на вылизанной добела палубе. Жорж постучал в дверь святилища, и стук этот был, видимо, столь осторожен, что капитан Ниссен не смог отличить его от почтительного стука своих офицеров.

Дверь красного дерева широко распахнулась: в проеме стоял кэп. Без капитанской фуражки и в расстегнутой на все пуговицы форменной тужурке. Увидев нас, он пошарил рукой за спиной и немедленно водрузил на голову фуражку. Лишь теперь он почувствовал себя хозяином положения и, ступая широко и уверенно, вышел из каюты.

Однако мы не позволили ему и рта раскрыть. Фред выдвинулся вперед и сунул прямо под нос капитану вонючую миску с нашими пайками. Кэп начал понимать, что происходит. Сперва он собрался было разобраться, но, увидев наши решительные лица, счел за лучшее податься назад. Он схватился за дверную ручку и попытался захлопнуть дверь салона, Не тут-то было! Жорж успел подставить ногу — дверь осталась открытой. Несколько парней схватили кэпа за лацканы тужурки и пригнули его голову к отвратительно воняющей миске. Теперь уже бунт было налицо! Кэп мычал, как бык на бойне, пучил глаза на тухлую колбасу и, не в силах совладать с подступающей тошнотой, издавал горлом клокочущие звуки. Из последних сил он все же прокричал:

— Бунт! Мятеж!

На мостике показались чиф, «дед» и второй помощник. У каждого в руке было по револьверу Кэп ревел:

— Стреляйте же, стреляйте! В кандалы этих бичей, в цепи!

Однако стрелять господа не осмеливались. Зато Фред грохнул миску прямо под ноги кэпу, так что зловонная жижа брызнула на его отутюженные брюки. Все мы отступили на несколько шагов. Один Жорж остался на месте и заявил:

— Капитан Ниссен, вы знаете, что труд у нас тяжелый, и тем не менее даете нам тухлые продукты. Это противоречит морским законам. Можете отдать нас в ближайшем порту под суд. Нас здесь двенадцать человек, больных цингой, и мы обвиняем в этом вас. На борту нет также годной для питья воды.

Кэп, понятно, не хотел ничего слышать. Он шипел только: «Заткнись, бич!» — и снова кричал, стараясь, чтобы его слышали офицеры:

— Стреляйте же, не то я прикажу заковать в цепи вас!

В конце концов «бульдог» дал предупредительный выстрел. Пуля просвистела над головами. Офицеры спрыгнули на палубу салона, появилось оружие и в руке у кэпа. Теперь все было потеряно, это мы поняли, как дважды два. Нас согнали на шкафут, только Жоржа и Фреда задержали наверху. Чиф с «дедом» приставили пистолеты к их спинам и затолкали обоих в штурманскую рубку. Позднее, когда я снова заступил на вахту, парней перевели в форпик и заковали в цепи.

Мак-Интайр отнесся к этой акции безучастно. Правда, он тоже был вместе с нами у дверей капитанского салона, но вел себя весьма сдержанно, а когда все кончилось — еще больше замкнулся в себе. Как и прежде, он исправно выполнял свою работу, но в краткие минуты передышек обязательно из бегал по железному трапу, чтобы понаблюдать за морем.

Куда же мы идем? После того как Жоржа и Фреда заковали в цепи, держать пар стало еще тяжелее. Наша воля к сопротивлению была сломлена. Сумрачные, спускались мы в свою преисподнюю, шуровали, как дьяволы, пили опресненную воду и жрали червивый сыр.

Я опросил Мак-Интайра:

— Где расположен Ле-Пор?

Как-никак кэп грозился описать нас всех именно в этом городишке. Мак прислонил лопату к стенке бункера, уселся на кусак угля и сказал, подумав:

— Ле-Пор? Это на Реюньоне, маленьком французском острове неподалеку от Мадагаскара. Всего лишь крохотная точка в атласе. — Он вытащил свои знаменитые шахматы. — Брось ты этот остров, давай лучше сыграем, а то, может быть, больше случая не представится.

Я сел напротив Мака.

— Ты что, собираешься описаться на берег?

Он не ответил и сделал первый ход.

Я играл хорошо. Ирландец заметил это и удвоил усилия. И все-таки уже после первых десяти ходов наметилась серьезная угроза его королю. Внезапно Мак-Интайр решил сдаться. Он медленно поднялся и дрожащими руками протянул мне маленькие чудо-шахматы.

— ОН близко, — сказал Мак. — В Ле-Поре мы с ним встретимся. Я дарю тебе шахматы. Мне они теперь ни к чему.

Шахматы я брать не хотел Они не принесут мне счастья. Так я и сказал ему, но ирландец смотрел куда-то в сторону и ничего больше не слышал.