Антон Санченко - Вызывной канал

— Юридические свои проблемы, кэптэн, сами решайте, — а на текущий ремонт, да за портовые сборы денег выделил. И число, когда пароход в порту нужном быть должен назначил: у него проблемы какие-то, сгорел снабженец один, что-ли? И через океан подмену гнать… А у нас — холодилка, тяговое усилие на винт и моща — подходящие. Да и стоили мы, пожалуй, подешевле любых америкосов да норвегов, всё ж.

— А не боитесь, что зря деньги в меня вкладываете? — кэп даже опешил от такого блицкрига.

— Нет, — говорит. — Информация в бизнесе — первое дело. В данном случае банковские гарантии мне не нужны. Пароход должен быть в работе к указанной в контракте дате.

Такие дела.

Через полгода, когда мы все рекорды по потреблению Океана большими дозами уже настолько перевыполнили, что даже проверенный моряк Никитич стал в дверь собственной каюты стучаться, и запросились мы домой, америкос даже предлагал ещё оставаться. Но на нет и каверз никаких выдумывать не стал, забункеровал, как по контракту договорено было (контракт уже не молодёжный турист и не кабинетный адмирал, а кэп с Никитичем к тому ж — только что после курсов дяди Джо, составляли, предусмотрено было всё), рассчитался до цента, только что платочком с буровой своей не махал вслед. Некогда было ему махать. Время — деньги.

Вернулись мы к родным берегам, значит.

Работаем теперь на Грузии-Турции потихоньку. То мандаринами загрузимся, то шоколадками какими-нибудь. Фирмач, хозяин наш по всем документам, так ни разу собственностью своей и не поинтересовался. А мы напоминать о себе не спешим.

Хватает и на Чёрном море заморочек всяких. Когда и прогорим, бывает.

Дочка Никитича, пока папаша домой добрался, и развестись успела.

Боцманюру из дому выгнали. Гоголь, молчун, не сообразил, разболтал на весь эфир, что боцман и на новом месте лучше всех устроился: и не видим его на пароходе. Немка какая-то по приходу на машине забирает и к отходу привозит. Как это до боцмановой жены дошло — неясно, но без справочно-очковой кобры, явно, не обошлось.

Да, у Валька недавно дочка родилась. Назвал…

Да нет, "Ленкой", "Еленой", то-есть, мы пароход назвали, когда регистрировать под панамой пришлось. Когда кто спрашивает, честно сообщаем:

— В честь одной падшей женщины.

Не верит никто. И — правильно.

А дочку Валёк Мариной назвал. Что ему, путаться в Ленках своих, что-ли?

Дело в том, что в тот же вечер, как отсрочку мы с ним получили, выкрал Валек её из той богадельни прямо со сцены. И мотороллер рефиков пригодился.

Да, про Никитича и его солидарность с джонами волкерами чуть не забыл. Последней бутылкой того забулдыги-Джона он нормально споил вдрабадан обоих охранников, которых к нашему борту выставили, чтобы мы, не дождавшись решения суда, концы отдавать не вздумали. Вот ведь, запасливость какая! Будто чувствовал, что пригодится ещё! А пил, между прочим, наравне с арапчатами. Да куда им против нас: кишка тонка. Пусть спасибо скажут, что тралмастер вспомнил и автоматы казённые им под голову положил в последний момент. Может, обойдётся без крабов?

M/V SURSK/3FZW5

Сентябрь, 1996.

Знаю, радость моя, всё пройдёт.

Если верить надписи на перстне царя Соломона, пройдёт и это.

Но всё так же всходит на небеса Луна. И, значит, за отливом неумолимо последует прилив. И это так же верно, как то, что обещанный Белым Братством конец света пока откладывается.

Впрочем, даже настоящий Апокалипсис уже был на нашей с тобой памяти. Так уж нам повезло: наш мир начался, когда кончился свет.

Помнится, ты приехала из Киева на все праздники и в первый день откармливала колбасой четверых вечно голодных курсантов в скверике напротив училищного КПП.

Потом были солнце, Река и срывающиеся с лопастей вёсел осколки радуги. Тогда я ещё знал протоки, рукава и ерики Реки лучше, чем египетские лоцмана знают Суэцкий канал, и найти необитаемый остров для двоих было не особенно сложной задачей.

Я грёб против течения Реки, вспять, с каждым гребком всё больше отдаляясь от шумного города, толп гуляющих сограждан, автомобильных выхлопов, дымков заводских труб и прочих прелестей двадцатого века.

Так же, с каждым километром вспять, спадали с нас покровы цивилизованности.

Вот я снял через голову свой курсантский фрак с выгоревшим до голубого воротником заместо бабочки и комсомольским значком вместо ордена Почётного Легиона. Ты избавилась от туфель-лодочек и свесила ноги за борт. Платье на тебе было белое, воздушное, с сильно открытыми плечами, заставляющее вспомнить моды салонов века девятнадцатого. Мне ещё хотелось поправить его на твоих плечах, хоть немного прикрыв их от подвыпивших работяг, когда мы ехали в битком набитом троллейбусе: денег на пароконный экипаж у кадетов обычно не водится.

Мы оставили позади внешний рейд порта с его стоящими на якорях океанскими ковчегами, свернули в рукав, сторонясь речных трамвайчиков и моторок. Прочапал навстречу шлицами гребных колёс старый, как ломовая лошадь на издыхании, речной буксир, лоцманом на котором в своё время вполне мог быть сам Марк Твен.

Ты аккуратно сложила своё роскошное платье на кормовой банке. В следующей протоке нам встречались уже лишь спортивные академические лодки и байдарки, бензин и пар были прочно забыты. И когда из более мелкого ерика выгребла на плёс долблёнка с древними, как мир, стариком и старухой, плавающими вдвоём по этим плавням, должно быть ещё со времён набегов диких славян на цивилизованный Царьград, я подумал:

— Так и должно быть. Ведь мы плывём вверх по течению.

Гребла старуха. Старик правил коротким веслом. Ты улыбнулась: всё наоборот, если сравнивать с нами.

Когда мы забрались так далеко от двадцатого века, что навстречу нам могла попасться уже разве что солнечная барка бога Амон Ра, ты уже разоблачилась до одеяния девушек с египетских папирусов. Тогда ты ещё носила длинные свободно спадающие на плечи волосы и коротко подстригала чёлку, словно и вправду попала на мой ялик с барки фараона Нехо, на которой гребли похожими на лист осоки вёслами-гребками тридцать прекрасных девушек. Их набедренные повязки скрывали от глаз фараона значительно больше, чем оставшаяся на тебе часть бикини.

Царь Соломон сравнивал грудь своей возлюбленной с виноградной гроздью. У египтян были иные понятия о женской красоте. В Лувре, кажется, хранится ложечка из сандалового дерева, выполненная в виде нагой купальщицы, держащей на вытянутых вперёд руках огромный лист лилии. Тугая грудка, точёная, мальчишеская фигурка, стройные ножки. Мне, счастливцу, в тот день не нужно было в Лувр.