Cecil Forester - Все по местам

Надо было воспользоваться движениями судна. Хорнблауэр тщательно наблюдал эти движения, призывая матросов ждать, пока корабль прыгал и мотался из стороны в сторону. И вот, нос оторвался от пенного моря и начал уверенно подниматься к небесам. Теперь надо было заставить матросов у брашпиля, у жгутов и строп враз начать и враз остановиться, как только нос вновь пошел вниз и тросы опять напряглись. Дважды Хорнблауэру это удавалось, потом удалось и на третий – хотя на третий раз неожиданная волна приподняла корму «Лидии» и чуть не погубила все дело.

Четвертый раз решил все. Мачта стояла теперь почти вертикально, так что натяжение вант и бакштагов было приложено под механически выгодным углом. Теперь можно было их выбирать, не обращая внимания на движения судна. Оставалось как следует закрепить ванты и бакштаги, временную мачту надежно соединить фишами с обломком – самое трудное было позади. Хорнблауэр, изнемогая от усталости, оперся на поручни, дивясь, как его железные подчиненные находят силы кричать «ура», доканчивая работу.

Он увидел рядом с собою Буша. У того голова была обмотана окровавленной тряпкой – мачта, падая, рассадила ему лоб.

– Позвольте сказать, сэр, это было сделано великолепно, – произнес Буш.

Хорнблауэр пристально посмотрел на него. Он знал свои слабости и поздравления всегда выслушивал с опаской, словно ожидая подвоха. Но Буш, как ни удивительно, был совершенно искренен.

– Спасибо, – неохотно ответил Хорнблауэр.

– Поднять мне стеньгу и реи, сэр?

Хорнблауэр снова взглянул на горизонт. Шторм все бушевал, и только серое пятнышко на горизонте указывало положение «Нативидада», тоже сражавшегося с ветром. Никакой надежды прибавить парусов, никакой надежды возобновить бой, пока противник не очухался. Эту горькую пилюлю надо проглотить. Легко вообразить, что скажут во флотских кругах, когда прочтут его рапорт. Фраза «судно получило сильные повреждения и ввиду сильного шторма не могло возобновить преследование» вызовет снисходительные усмешки и понимающие кивки. Это – избитое оправдание, вроде неотмеченного на карте рифа, на который списывают навигационные огрехи. Трусость, вот как это назовут – за десять тысяч миль отсюда никто не сможет оценить силу шторма. Он мог бы отчасти снять с себя ответственность, если бы попросил Буша высказать свое мнение и потрудиться письменно его зафиксировать, но это значило бы обнаружить свою слабость перед подчиненным.

– Нет, – сказал он без всякoгo выражения. – Пока погода не улучшится, мы останемся в дрейфе.

В налитых кровью глазах Буша мелькнуло восхищение. Буш был прав, восхищаясь капитаном, который без долгих слов принял решение, так близко затрагивающее его доброе имя. Хорнблауэр заметил это, но, по своему проклятому складу характера, не смог правильно истолковать.

– Есть, сэр, – сказал Буш. Нахмуренный лоб капитана подсказал ему, что не следует продолжать разговор. Однако он не удержался и добавил: – Раз так, сэр, почему бы вам не отдохнуть? Вы выглядите смертельно усталым, сэр, честное слово. Позвольте мне послать матросов – пусть отгородят вам занавеской место в кают-компании.

У Буша дернулась рука – он чуть было не совершил чудовищный служебный проступок, похлопав капитана по плечу, и еле-еле сдержался.

– Чушь собачья! – буркнул Хорнблауэр. Как будто капитан фрегата может прилюдно сознаться, что устал! А Хорнблауэр и вовсе не позволял себе обнаружить малейшую слабость – он отлично помнил, как в начале карьеры тогдашний первый лейтенант пользовался его промахами.

– Уж скорее вам нужно отдохнуть, – сказал он. – Отпустите правую вахту, идите вниз и поспите. Пусть сперва кто-нибудь перевяжет вам лоб. Пока неприятеля видно, я останусь на палубе.

Почти сразу Полвил явился досаждать ему – Хорнблауэр тщетно гадал, по собственному почину, или его послал Буш.

– Мне пришлось помочь ейной милости, – сказал Полвил; Хорнблауэр только что пробовал подступиться к проблеме, что делать с леди Барбарой на поврежденном судне, подготовленном к бою. – Я им занавесками отгородил чуток места в кубрике, сэр. Подвесил им койку – забилась туда, как птичка, сэр. Они и покушали, сэр, – что осталось от холодного цыпленка, и капельку вина выпили. Они и не хотели, сэр, но я их убедил, значится.

– Очень хорошо, Полвил, – сказал он. Какое облегчение узнать, что хоть одна забота свалилась с его плеч!

– А теперь насчет вас, сэр, – продолжал Полвил. – Я вам сухую одежду принес, из сундука в вашей кладовой, сэр, – боюсь, последний бортовой залп все в вашей каюте перепортил. И еще я принес вам плащ, сэр, все сухое и теплое. Желаете переодеться здесь или внизу, сэр?

Полвил умел многое подать как непререкаемую истину и вкрадчиво добиваться остального. Еще минуту назад Хорнблауэр опасался, что всю ночь будет таскать по шканцам усталое тело в тяжелой и мокрой одежде, а поискать другой выход ему мешало нервное напряжение. Откуда-то возник парусиновый стульчик леди Барбары, Полвил принайтовил его к поручню, уговорил Хорнблауэра сесть и поужинать сухарями с ромом. Полвил укутал его плащом, полагая решенным, что Хорнблауэр будет сидеть здесь, коли уж твердо вознамерился не уходить вниз.

Он сидел, брызги ударяли ему в лицо, судно подпрыгивало и кренилось, и вот, чудесным образом, голова его опустилась на грудь и он уснул. Это был дерганный, судорожный сон, но на удивление укрепляющий. Он просыпался каждые несколько минут. Дважды его будил звук собственного храпа. Несколько раз он резко открывал глаза, смотрел, не улучшилась ли погода; иногда его вырывали из забытья бегущие сквозь сон мысли – это случалось, когда во сне он приходил к очередному пугающему заключению, как Англия и команда «Лидии» будут теперь его воспринимать.

Вскоре после полуночи моряцкое чутье окончательно разбудило Хорнблауэра. Что-то происходило с погодой. Он тяжело встал. Корабль все так же мотало, но, понюхав воздух, Хорнблауэр понял – погода улучшается. Он подошел к нактоузу. Из темноты возник Буш.

– Ветер отошел к югу и слабеет, – сказал Буш. Переменившийся ветер вздыбил атлантические валы – «Лидия» дико подпрыгивала и моталась из стороны в сторону.

– Все равно черно, как в ботфортах у князя Тьмы, сэр, – проворчал Буш, вглядываясь во мрак.

Где-то – может, в двадцати милях от них, может в двухстах ярдах – «Нативидад» сражается с тем же штормовым ветром. Если луна проглянет сквозь бешено несущиеся облака, схватка возможна в любую минуту, но сейчас Хорнблауэр с Бушем едва различали со шканцев неясные очертания грот-марселя.

– Когда мы его последний раз видели, его сносило ветром куда сильнее, чем нас, – задумчиво сказал Буш.