Виктор Устьянцев - Почему море соленое

Хорошо дома! Чисто, тепло, яркий свет. Месяц не была в городе, а идти никуда не хочется. Одичала. Можно бы сходить в театр, но как подумаю, что надо часа три сидеть в парикмахерской, гладить платье и пр., так всякое желание пропадает. Стала ужасно рациональной, боюсь тратить время на пустяки. Или становлюсь мещанкой? Дома все кажется уютным. Даже торшер, который я раньше не любила. Смотрю в окно — у всех горят торшеры. Наверное, скоро опять войдут в моду абажуры.

Мама уговаривает остаться в городе. Больше всего ее шокируют мои сапоги. Кирзовые. Но без них там нельзя. Осень, дожди, грязь. Сушимся у костра. Детали дамского туалета сушим в палатке над керосинкой. И все-таки что-то тянет туда. Что именно — не знаю.

Много думаю. О тебе, о себе, о жизни вообще. Иногда человек проживет лет шестьдесят, умрет и не узнает, зачем жил. Пил, ел, работал, чтобы добыть пищу. И умер. Обидно! Жизнь человеческая слишком коротка, неужели она только для этого? Хочется делать что-то, достойное именно человека. А вот что? Ну, гармонически развитая личность. А для кого? Не для себя же! Дед говорит: „Моя жизнь в беде да в нужде износилась. Зато внучки поживут“. Но ведь это несправедливо! Неужели все мы живем только ради потомства? А сами? Или я просто эгоистка?

Вообще я в этой философии запуталась, а посоветоваться не с кем. Ксения Александровна смотрит на все слишком упрощенно. „Ты красивая, выйдешь замуж, будешь рожать детей, и вся романтика слетит, как сухой лист с дерева“. Замужество — ее навязчивая идея и ахиллесова пята. А ведь она не глупая. Вчера о Прохорчуке сказала коротко и метко: „Клещ“. И еще: „Мы часто замечаем в людях только недостатки и не умеем разглядеть и разбудить в них то доброе, что заложено в них самой природой или воспитанием“. А вот уж совсем афоризм: „Мечта — это компенсация. То, чего нам не удалось достичь в силу невозможности или неспособности, мы выдумываем“. Я долго размышляла над этой фразой. В ней и правда, и неправда. Мечта делает человека лучше, заставляет его стремиться к более возвышенному. А не просто компенсация. Ты согласен?

Иногда по ночам мне становится страшно. Вот, думаю, умру тут в лесу, и никто не узнает, что жила такая Антонида Ивановна Снегирева. Человек, ничего не сделавший для людей.

Вот бы найти такой минерал, из которого можно было бы получить все! И энергию, и пищу. Положил пять таблеток в карман — и лети хоть на Луну. Я даже придумала ему название: аникостит. Ты и я. Нравится?

Ты мне пиши чаще. Ладно? И хоть иногда вспоминай меня. Давай каждый вечер в половине одиннадцатого думать друг о друге? Хорошо знать, что именно в эту минуту ты думаешь обо мне.

А я о тебе все время думаю. Когда разводят костер, вспоминаю, как мы были у дяди Егора и ели уху. Игорешка тогда меня здорово презирал. Как он там? Ты ему обязательно передай привет. Странно, когда были все вместе, как-то не ценили этого. С Катей Иванцовой я частенько ссорилась. А вчера встретила в троллейбусе — обе прослезились.

Ну ладно, ложусь спать. Хочется хоть один раз в месяц поспать по-человечески. Спокойной ночи, милый!

Крепко-крепко целую.

Твой Антон.

P. S. Так не забудь: в половине одиннадцатого!»

Игорь протянул мне листок бумаги:

— Посмотри.

Девушка Наташа, бросившая двух непочтительных мальчиков на попечение королей! Настоятельно просим сообщить, как поживают рыбки, по адресу: Балтийск, в/ч… Пахомову И. В.

— Как, сойдет?

— И где ты думаешь это поместить? Советую в «Правде» или в «Известиях».

— Зачем предавать широкой гласности? Повесим у входа в институт. Висят же там всякие объявления, в «Кто утерял зонтик, спросите в гардеробе», «Студента, забывшего получить стипендию, просим обратиться в бухгалтерию». Ну и в том же духе. Я должен ее найти.

— Карась-идеалист.

— А ты — премудрый пескарь. Что пишет Антон?

— Так, пейзажики. Она в экспедиции.

— Я всегда говорил, что Антон может стать даже королевой Люксембурга, если захочет. Во всяком случае, твое щедрое сердце она положила себе в карманчик довольно ловко.

— Присматривай за своим истерзанным сердцем.

— Ох, если бы!.. Пойду искать оказию.

Я думал, что Игорь меня «разыгрывает», но дней через десять он протянул мне свернутый пополам тетрадный листок:

— Вот.

Я развернул листок и прочитал: «Бросьте эти штучки».

— Ну и что?

— Адресок-то на конверте есть! Вот: «Улица Тельмана, дом тридцать девять, Пановой Н. И.».

Рожа Игоря сияла, как надраенный чистолью нактоуз магнитного компаса.

— За упокой души раба божия Игоря свет Васильевича…

— Аминь! — сказал замполит батальона капитан-лейтенант Протасов, входя в кубрик. — Кого хороните?

— Пахомова. Пронзен стрелой Амура в левое предсердие.

— Выходит, Соколов, опять в вашем отделении ЧП?

— Так точно! Слаба воспитательная работа.

— Подтяните.

— Есть подтянуть! На более высокий уровень.

— Ну вот что, остряки-самоучки. Есть дело. В воскресенье к нам приезжают шефы с рыбоконсервного комбината. Надо встретить как полагается. Речи — не морщитесь, Пахомов! — короткие, — на моей совести. А вот концерт… Тут уж выручайте. Бойко хорошо на баяне играет, Маслов поет. Иванов спляшет. Я стихи почитаю. А вот с хором катастрофа. Не спелись еще. Если бы вы, Пахомов, взялись за это, мы бы за пять дней успели кое-что разучить.

— Какой из меня хормейстер? Мне еще в детстве медведь на ухо наступил.

— Врет он, товарищ капитан-лейтенант. Он недавно такие рулады выводил. До-ре-ми-донт! — Я постарался воспроизвести это голосом Наташи.

Игорь из-за спины замполита показал мне кулак. Ах вот как? Это своему-то отцу-командиру?! Я тебя научу субординации.

— Есть еще одно обстоятельство, товарищ капитан-лейтенант. Афродита-то как раз с рыбоконсервного. Кажется, я делаю запрещенный удар — ниже пояса.

— Да ну? Мы ей персональное приглашение пошлем. Как ее фамилия?

Игорь испуганно замотал головой. Но я решил не щадить его:

— Панова Н. И. Разделочница.

— Запомню. А вы, Пахомов, не бойтесь. Тут главное — организовать. Привлечь как можно больше людей, обеспечить явку на спевки, а по музыкальной части старшина первой статьи Смирнов руководить будет. Значит, договорились. С сегодняшнего вечера начнем. С двадцати одного часа до двадцати двух. Командиры рот знают об этом. К восемнадцати дайте мне список всех участников.

— Я тебе это еще припомню, — сказал Игорь, когда замполит ушел. — Зачем было фамилию называть?

— Да ведь он это шутя — насчет персонального приглашения.

Но оказалось, что замполит не шутил. Когда автобус с шефами подъехал к клубу, я сразу увидел Наташу. Она же скользнула по мне рассеянным взглядом и не узнала. Не мудрено — мы виделись один раз, а сейчас тут все были похожи друг на друга, Игорь был за сценой, и я испугался, что они не встретятся.