Фредерик Марриет - Корабль-призрак

— Ветер не постоянен, — заметил Хиллебрант, — и нельзя определить, с какой стороны налетит шторм. Он сменил направление уже на пять румбов, Филипп. Такое положение дел меня совсем не устраивает. Надо, пожалуй, переговорить с капитаном. У меня на сердце какая-то свинцовая тяжесть.

— Со мной творится то же самое, — отвечал Филипп. — Но ведь все мы находимся в руках милостивого провидения!

— Держать строго по ветру! Поставить штормовые паруса! Живей, молодцы! — закричал капитан Клоотс, когда налетевший с северо-запада ветер обрушил всю свою мощь на корабль. Дождь превратился в ливень. Было так темно, что люди на палубе едва различали друг друга.

— Надо зарифить топ-паруса, пока матросы еще могут подняться на реи, — продолжал капитан. — Проследи за этим на баке, Хиллебрант!

Старший рулевой направился выполнять приказ. Молнии полосовали небо, страшно грохотал гром.

— Живей, ребята! Все свернуть! — слышался голос капитана.

С матросов ручьями стекала вода. Одни работали, другие, пользуясь темнотой, прятались.

Все паруса, кроме стакселя, были убраны. «Тер-Шиллинг», гонимый северо-западным ветром, двигался в южном направлении. Море бурлило и неистовствовало. Стояла кромешная мгла. Промокшие и оробевшие матросы попрятались в укрытия. И хотя многие этой ночью были свободны от вахты, никто не решался спуститься в трюм. Матросы не собирались, как обычно, в кучки — каждый старался уединиться и предпочитал остаться один на один со своими мыслями. Их воображение все еще занимал призрачный корабль.

Нескончаемо долго тянулась для всех эта ночь. Казалось, что она никогда не кончится и день никогда не наступит. Наконец темнота начала понемногу рассеиваться и сменяться тяжелой серой мглой. Приближался рассвет. Матросы посматривали друг на друга, но глаза их не встречали сочувствия и во взглядах не светилось ни единого луча надежды. Они думали, что погибли. Все молчали и оставались, сидя на корточках, там, где укрылись ночью.

Огромные волны раз за разом обрушивались на корабль. Капитан Клоотс стоял у нактоуза, а Хиллебрант и Филипп у штурвала, когда огромная волна накрыла судно и понеслась по палубе, сметая все на своем пути. Она сбила с ног капитана, Хиллебранта и Филиппа и отбросила их к фальшборту. Нактоуз был разбит. Никто из матросов не бросился к штурвалу. Корабль развернуло, и волны теперь размеренно перекатывались через него. Рухнула грот-мачта. Все снасти перепутались. Капитан Клоотс был оглушен и лежал без сознания. Филиппу с трудом удалось заставить нескольких матросов отнести его в каюту. Хиллебрант сломал руку и к тому же сильно расшибся. Филипп помог ему добраться до каюты, затем вернулся на палубу и попытался навести там порядок. Если до этого он был мало похож на настоящего моряка, то теперь его мужество и решительность оказывали влияние на матросов. Хотя люди не совсем охотно повиновались ему, все же через полчаса обломки рухнувшей мачты были убраны. Два лучших матроса заняли место у штурвала. Облегченный от потери мачты «Тер-Шиллинг» снова летел, подгоняемый штормом.

Где же находился в это время минхер Ван Штруме? Он лежал на своей койке, погребенный под одеялами и одеждой, и дрожал. Он без конца повторял клятву, что, как только ступит на твердую землю, ни одна торговая компания мира не заставит его еще раз довериться соленым волнам океана! Конечно, это было самое правильное решение, которое этот бедный человечек мог бы принять!

Некоторое время матросы выполняли приказы Филиппа, но затем собрались вокруг одноглазого лоцмана. Через четверть часа оживленной беседы все, за исключением двух человек, стоявших у штурвала, покинули палубу. Вскоре выяснилась причина, толкнувшая их на этот самовольный поступок: они вернулись с кружками, полными горячительного напитка, который добыли, взломав замок винного склада. В течение часа Филипп убеждал их не напиваться, но никто не внял его уговорам. Даже штурвальные не отказались принять преподнесенные им кружки, поэтому вскоре стало заметным рыскание судна.

Филипп поспешил вниз, чтобы узнать, не пришел ли в себя капитан и не сможет ли он подняться на палубу, но Клоотс спал крепким сном. С большим трудом Филиппу удалось разбудить его и сообщить печальное известие. Минхер Клоотс направился на палубу, хотя боль от полученного удара причиняла ему сильные страдания. Голова у него кружилась, его качало из стороны в сторону, и казалось, будто он тоже пьян. Капитан пробыл на палубе лишь несколько минут и опять потерял сознание, потому что во время удара о фальшборт получил сотрясение мозга.

Раны у Хиллебранта были настолько серьезны, что он едва смог приподняться на кровати. Теперь Филиппу открылась вся безнадежность их положения. Солнце медленно катилось к закату, и от наступившей темноты положение казалось еще более устрашающим. Корабль, подгоняемый штормом, продолжал двигаться, но стало заметно, что рулевые изменили его курс: если раньше ветер дул в корму, то теперь он налетал сбоку. Компаса не было, но даже если бы он и был, то все равно оказался бы бесполезным, поскольку подвыпившие рулевые отказывались выполнять команды Филиппа: он, мол, не моряк и не может учить их управлять кораблем!

Буря ревела с прежней силой. Дождь прекратился, но зато усилился ветер, который яростно налетал на судно, ведомое пьяными матросами, и гнал на него водяные валы. Но команда лишь смеялась и вторила завываниям шторма застольными песнями. Подстрекателем, казалось, был лоцман Шрифтен. С кружкой вина он скакал по палубе, громко пел, отпускал шуточки и бросал сатанинские взгляды на Филиппа. От качки он часто падал и под громкий, пронзительный смех матросов скатывался к бортам. Вина требовалось все больше и все больше доставлялось его на палубу. Проклятия, визг и смех чередовались. Матросы, стоявшие у штурвала, закрепили штурвальное колесо за мачту и тоже присоединились к своим товарищам. Подгоняемый яростным штормом, «Тер-Шиллинг» летел вперед, имея только стаксель, который и удерживал его на курсе.

Филипп находился у трапа на ют.

«Удивительно, — думал он, — что я единственный на этом корабле, кто сохранил способность действовать. Удивительно, что избран именно я и должен пережить весь этот ужас в ожидании гибели корабля и людей. Удивительно, что я единственный, кто спокоен и отдает себе отчет, что так долго продолжаться не может. Прости меня, Боже, но я не в силах что-либо изменить. Судьбой я выбран из числа остальных смертных, чтобы свершить предначертанное мне. Да, так и должно быть. Я не погибну вместе с судном. Я убежден в этом. Я чувствую, что моя жизнь каким-то чудом будет сохранена и продлена для того, чтобы я исполнил клятву, данную мною Богу.