Фредерик Марриет - Пират

— Возможно, он вышел в море на день-два позже, — проговорил капитан, продолжая разговор. Я привязал себя к этому месту, и поверьте, он все равно попадет в наш капкан, если пойдет восточным путем. Если сегодня до наступления темноты он не покажется, то мы под всеми парусами выйдем в море. Я хорошо знаю португальцев. Ветер поднялся. Пошлите матросов поставить внутренний кливер и подтянуть якорь.

Настало время обеда, и капитан спустился в каюту, где занял свое место за столом рядом с Франсиско, обедавшим молча. Ярость Каина улеглась, и доброе чувство к Франсиско, заглушенное было ссорой, возникло в нем снова. Раз или два он пытался втянуть юношу в разговор, но без успеха. В это время раздался голос марсового:

— Паруса на горизонте!

— Слава Богу! Это он! — воскликнул капитан, вскакивая, но сдержался и снова уселся на свое место.

Франсиско закрыл глаза руками и оперся локтями на стол.

— Большой корабль, сэр! Можно рассмотреть его до второй реи марсовых парусов, — произнес Хокхерст, заглядывая в окно каюты.

Капитан поспешно глотнул вина, бросил взгляд на Франсиско, как бы говоря: «Попробуй только помешать мне!», и побежал на палубу.

— Быстро наверх, ребятки! — закричал капитан, посмотрев несколько секунд в подзорную трубу на появившееся судно. — Теперь он наш. Убрать тенты! Поднять якорь! На том судне больше серебра, чем могут вместить ваши сундуки, а святые в церквах на Гоа немного подождут других золотых подсвечников!

В одно мгновение люди пришли в движение. Все, взявшись за якорный канат, быстро подтянули якорь к бугу, и уже через две минуты «Эвенджер» взял курс наперерез несчастному кораблю. Дул свежий бриз, и шхуна стремительно, словно дельфин, мчалась по ровной морской глади. Через час стал отчетливо виден весь корпус корабля, но солнце склонилось уже к горизонту, и, прежде чем удалось определить его боевую мощь, наступили сумерки. Заметили ли на судне пиратскую шхуну или нет, установить не удавалось, но как бы то ни было, курс его не изменился. Поэтому пираты решили, что их шхуне не придали никакого значения, даже если ее и заметили.

Теперь на борту «Эвенджера» никто не болтался вразвалку. Большую пушку на палубе расчехлили, бортовые подготовили к заряжанию, подняв к ним заряды из погреба, и со всей старательностью, как на военном корабле, все подготовились к сражению. Корабль находился в поле зрения, капитан цепко следил за ним в подзорную трубу. Еще через час шхуна приблизилась к кораблю на расстояние, с которого долетал человеческий голос, и несколько сбросила ход. Каин, стоя на юте, в рупор обратился по-английски к находившимся на корабле. Ответ прозвучал на португальском языке.

— Ложитесь в дрейф или будете отправлены на дно! — приказал Каин по-португальски.

Неожиданный огонь из бортовых пушек и мощный залп из мушкетов явились решительным ответом португальцев. Но прицелы на пушках были поставлены слишком высоко, и ядра не попали в низкосидящий корпус шхуны. И все же они не промахнулись: на «Эвенджере» рухнула фок-стеньга, разбило гафель главной мачты, и с грохотом обрушилась на палубу значительная часть стоячего и бегучего такелажа. Залп из мушкетов также был удачным: три пирата получили более или менее тяжелые ранения.

— Неплохо, господин португалец! — воскликнул Хокхерст. — Порох помог вам больше, чем ваши святые! Я не ожидал, что вы поднимете такой шум!

— Они дорого заплатят за это, — холодно произнес Каин, все еще находясь на своем опасном месте.

— Кровь за кровь! Я хочу отомстить еще сегодня! — вскричал второй боцман, заметив струйку крови, вытекавшую из раны на руке и стекавшую по пальцам. — Перевяжи-ка меня моим носовым платком, Билл!

Между тем Каин отдал приказ канонирам, и шхуна ответила таким же залпом, какой получила.

— Тоже подействовало, ребятки! Теперь право на борт! Развернуть корабль, Хокхерст! Нам нельзя больше терять людей!

Шхуна развернулась и стала удаляться от своего противника, заходя в то же время к нему в корму. Португальцы подумали, что шхуна, встретив их неожиданное сопротивление, отказалась от нападения, и издали громкий радостный клич.

— Это будет последняя радость в вашей жизни! — заметил с издевкой в голосе Каин.

Спустя некоторое время шхуна отдалилась от корабля уже на целую милю.

— А теперь, Хокхерст, разверните и остановите шхуну! Канониров к большой пушке! И глядите, чтобы каждый выстрел попадал в цель! А другие пусть исправят фок-стеньгу, гафель и установят такелаж!

Носовая часть шхуны находилась теперь как раз напротив кормы противника. Длинная тридцатидвухфунтовая пушка тут же открыла огонь, и каждое ядро, взламывая корпус португальского судна, все сметало на своем пути. Напрасно корабль пытался изменить направление движения и развернуться к шхуне бортом, где у него стояли пушки. На некоторое время пираты прекратили разрушительный обстрел, чтобы отойти от противника на безопасное для себя расстояние, и после этого огонь тридцатидвухфунтовой пушки стал решающим. Судьба корабля была в руках пиратов, но пощады, как можно было ожидать, не последовало. Три часа продолжался убийственный огонь, пока латунная пушка не раскалилась, и капитан Каин отдал приказ прекратить обстрел. Увидеть, отказался ли корабль от сопротивления или нет, возможности не было, поскольку в наступившей темноте вообще ничего нельзя было различить. В то время, когда длинная пушка вела стрельбу, фок-стеньга, гафель и весь такелаж были установлены заново. До наступления утра шхуна шла на безопасном удалении в кильватере корабля.

Тут мы перенесемся на борт португальского судна. Оно направлялось в Гоа, португальское владение в Индии, и на его борту находилось небольшое количество солдат, новый губернатор колонии с двумя сыновьями, епископ и его племянница с прислугой. То был редчайший случай, когда новое судно отправлялось в столь дальнее плавание прямо со стапелей, и, конечно, слух об этом распространился задолго до отплытия. В течение нескольких месяцев Каин через своих людей собирал все сведения о его маршруте, пассажирах и грузе, но как это часто случается с португальцами, сроки отплытия переносились. Наконец три недели назад Каин получил достоверное сообщение о дне выхода его в море и отправился вдоль побережья в описанную нами бухту, чтобы неожиданно перехватить добычу.

Выстрелами со шхуны кораблю были нанесены серьезные повреждения. Многие из команды и солдат погибли, пока не стало ясно, что успешно защищаться корабль больше не может. Большинство оставшихся в живых, заботясь лишь о собственной безопасности, укрылись от несших разрушение и смерть ядер в самых нижних помещениях. К тому времени, когда шхуна прекратила огонь, на палубе португальца не оказалось никого, кроме капитана и старого закаленного матроса, стоявшего за штурвалом. Пассажиры и матросы, собравшиеся в тесном трюме, перемешались. Одни оказывали помощь раненым, которых было много, другие молились, призывая на помощь святых. Епископ, высокий осанистый мужчина лет шестидесяти, стоял на коленях в центре группы, на которую падал слабый свет нескольких ламп, то усердно молясь, то причащая смертельно раненных, которых подносили к нему товарищи. По одну сторону от него стояла на коленях его племянница, осиротевшая девушка семнадцати лет, смотревшая на него и на умирающих полными слез глазами. По другую сторону епископа стоял губернатор дон Филиппо да Рибьера с двумя сыновьями, молодыми людьми в расцвете сил, уже получившими места на королевской службе. С тоской смотрел дон Рибьера вокруг. Он приготовился к худшему и не надеялся на спасение. Его старший сын не отрывал взгляда от милого лица Терезы да Сильва. Именно в этот вечер они поклялись друг другу в верности, именно в этот вечер они наслаждались мгновениями любви и предавались, гуляя по палубе, счастливым мечтам.