Вячеслав Коротин - Триумф броненосцев. «До последнего вымпела»

– Ну вот, Оленька, мне пора, – грустно посмотрел лейтенант на жену, – и даже не знаю, когда смогу снова сюда заглянуть. Придется нам поскучать…

– Знала, на что шла, когда за моряка замуж выходила, – попыталась пошутить Ольга, – Пенелопе и подольше ждать приходилось. Иди уже, вижу, что весь на нервах.

Супруги обнялись и все равно еще несколько минут не могли оторваться друг от друга.

– Все, Вась, иди, – наконец положила конец затянувшемуся прощанию Ольга.

«Пересвет» снова выглядел красивым и грозным боевым кораблем, а не той развалиной, которую оставил Василий, уезжая в отпуск. Все три трубы были на месте, мачты тоже, правда, теперь на них отсутствовали боевые марсы, восстанавливать которые было долго, дорого и бессмысленно.

Лейтенант с легким волнением наблюдал с борта катера, как надвигается громада ставшего уже родным броненосца, на котором теперь предстояло служить в новом качестве. В совершенно новом.

Денисов еще раз подтвердил, что Василию предстоит исполнять должность старшего офицера корабля. Должность почетную, но, честно говоря, «собачью».

Если командира можно сравнить с монархом или президентом, то есть занимающим пост парадный или боевой, то старший офицер – премьер-министр корабля. Он тот, кому положено решать практически все проблемы в своем… (да в том-то и дело, что «не своем») плавучем «государстве». Все вопросы относительно материальной части, матросов, кондукторов и кают-компании, все на плечах старшого. И командир за все спросит именно с него. Но без этого и самому никогда не стать настоящим командиром. И правила ценза, зачастую надуманные и даже кое в чем вредные для развития кадрового состава флота, в этом вопросе были весьма разумны: чтобы занять должность командира корабля определенного ранга, нужно сначала не меньше года прослужить в должности старшего офицера на соответствующем этому рангу корабле.

С некоторым напряжением Василий поднялся на борт, где его сразу же тепло поприветствовал вахтенный офицер мичман Рыжей:

– Рад вас приветствовать на «Пересвете», Василий Михайлович! С возвращением!

– Здравствуй, Алексей Александрович! – протянул руку лейтенант. – Спасибо за теплый прием. А командир где?

– У себя в салоне. Приказал передать, что сразу же по прибытии ожидает вас к себе.

– Разумеется, я только отнесу вещи в свою каюту.

– Господин капитан первого ранга просют вас войти! – командирский вестовой, Савва Нахлестов, выскочив из салона после доклада о прибытии лейтенанта, гостеприимно распахнул дверь перед офицером.

– А-а-а! Василий Михайлович! Ну, наконец-то! Очень рад вас видеть здоровым и бодрым. – Эссен действительно прямо лучился радушием.

После того как офицеры пожали друг другу руки, командир кликнул вестового и приказал принести чаю с ромом.

– Вы, как я знаю, с супругой прибыли. Нормально ее устроили?

– Да, благодарю. Очень приличная квартира, правда, там еще кое-что сделать надо…

– А вот об этом забудьте, уважаемый Василий Михайлович. С броненосца вы теперь сойдете на берег нескоро.

– Да о чем речь, Николай Оттович, я все прекрасно понимаю. Правда, кроме одного: как вам вообще удалось добиться моего назначения на такую высокую должность? До самого последнего момента не верилось…

«О-хо-хо! – подумал про себя Эссен. – А мне-то как не верилось! И сколько пришлось сделать, чтобы подобное для флота чудо состоялось…»

Перед мысленным взором каперанга пролетели события последних недель:

Вирен не предложил не только коньяку, но даже чаю. Признак был нехороший. Но если уж взялся за гуж… – делай, что собирался!

– Как себя чувствуете, Роберт Николаевич?

– Спасибо, для моего состояния – неплохо. Вы пришли моим здоровьем поинтересоваться, Николай Оттович? – в голосе адмирала скрипел явный сарказм.

– И этим тоже. – Эссен не позволил себе обидеться. – Ваше превосходительство…

– Оставьте. И… Извините. – Вирен понял, что перегнул палку в своем недоверии и подозрительности. – Слушаю вас. Просто так вы бы ко мне не пришли. Я прав?

– Разумеется. Не от хорошей жизни я вас побеспокоил. В общем, если сразу брать быка за рога: вы, вероятно, в курсе, что у меня на «Пересвете» в бою погиб мой старший офицер? Аполлон Аполлонович страшно обгорел и не дожил не только до Владивостока, но и до ночи после боя.

– Несомненно, такое я не могу не знать, а зная – забыть.

– А теперь следующее: у меня на броненосце осталось только четыре лейтенанта, которые в обозримое время смогут воевать. Мне нужен старший офицер, хозяин кают-компании. Но и артиллерист со штурманом меня вполне устраивают как специалисты, и я не хочу сейчас, во время еще не оконченной войны, менять их на других.

– Да кто вас заставляет, Николай Оттович? Вам пришлют нового старшего офицера…

– Откуда пришлют? С Балтики? С Черного моря?

– Да какая разница?

– А разница в том, что не примет кают-компания, состоящая в значительной степени из офицеров, бывших под огнем, прошедших через ад Цусимы, похоронивших в море своих товарищей по оружию, извините за цветистую метафору, начальника, «не нюхавшего шимозы». Я не прав?

– Но есть же правила, ценз… Хотя… Вы во многом правы, Николай Оттович. Но есть ведь законы.

– Так война же идет! До крючкотворства ли теперь? Сейчас только один закон – победить! И пусть сейчас перемирие, но мы должны быть готовы воевать. А воюют не только пушки и машины. Воюют люди.

– Не надо меня убеждать в том, с чем я и так согласен. – Вирен разволновался и стал не только цедить слова сквозь зубы, но и весьма энергично «говорить». Как следствие – шов на щеке слегка разошелся и бинт, стягивающий лицо, потихоньку набухал сочащейся из раны кровью. – Вы чего от меня хотите-то?

– Я хочу назначить старшего офицера по своему усмотрению. Хотя бы исполняющим обязанности.

– Ну, так неужели это требует такого накала эмоций? Подавайте рапорт, и почти наверняка его утвердят.

– Парню двадцать четыре года. – Эссен с легкой иронией посмотрел на адмирала. – Утвердят?

– Сколько? Двадцать четыре? Старшим офицером броненосца? Николай Оттович, побойтесь бога! Кто такой этот ваш протеже?

– Тот самый лейтенант, которому вы соизволили лично повесить на грудь своего «Георгия». Соймонов. Роберт Николаевич, поверьте мне как командиру корабля: его примут. Его уважают офицеры и слушаются матросы. Пусть он молод, но он настоящий офицер. Он справится.

– Нет, подождите! Есть же, в конце концов, правила, традиции, ценз…

– А разве по правилам мы с вами атаковали японцев двадцать седьмого января? Вы на «Баяне», а я – на «Новике». Весь японский флот. Крейсерами. Вы считаете, что мы тогда поступили неправильно?