Андрей Ивасенко - Земля туманов

С тех пор Оскару зачастую приходилось перебиваться случайной работой на суше. Но почему? Он всегда работал с усердием и радостью в море, оно было для него вторым домом. А может, и первым. Вот так всегда бывает! Когда ты нужен, когда ты чистишь днища кораблей, достаешь со дна моря ценные экземпляры инопланетной фауны и флоры, прижившейся в темных глубинах океана, то тебе рады, заглядывают в зубы и много говорят о дружбе. А как только начинают в чем-то подозревать и бояться, то сразу выражают презрение и гонят прочь.

Оскар понимал: если не разберется в себе, то ему и дальше придется постоянно искать себе новое пристанище. Вопросы о своем прошлом давили на него и истязали, как узника – систематические допросы. Но это еще не все. Странные вещи происходили в его голове! Стоило только ему услышать незнакомый язык, как оказывалось, что он его уже знает и может спокойно общаться на нем с другими людьми. Читать и писать его тоже никто не учил, он это умел с рождения. А память? Оскар помнил все, с того самого момента, как его обнаружили те двое подростков… Но и эти образы то расплывались и пропадали, то снова всплывали и оставались наедине с Оскаром. Тогда – и сейчас.

Размышления Оскара были вдруг прерваны.

– Никогда не предполагал, что эти дикари знают французский и умеют управляться с лебедкой и краном, – раздался громкий, самоуверенный голос. – А их проклятая лодка меня почти доконала, черт бы побрал этих людоедов. Хоть бы навес от солнца предусмотрели! На моей шхуне даже в каюте для гостей есть собственный гальюн [53] Гальюн – помещение, где команда может отправить естественные надобности, а также оборудование для удаления за борт продуктов жизнедеятельности. , а камбузу [54] Камбуз – корабельная кухня. могла бы и ваша мама позавидовать. У вас есть мама, Оскар?

Оскар нахмурился и перевел взгляд на человека, сидевшего напротив него. Толстяк с большой головой и неправильными чертами лица достал из кармана носовой платок и промокнул вспотевший лоб и шею. Вид этого человека Оскару не нравился – третий день тот пытался расположить его к дружеской болтовне, но был похож на кота, пытающего стащить рыбу из холодильника, или на юриста, готового обобрать тебя до нитки, прежде чем ты успеешь обратиться к нему со следующим вопросом. Голос у него был неприятный, а манеры весьма наглые и самоуверенные.

– Зря вы так о них отзываетесь, герр Зильберштейн, – сказал Оскар. Мысленно он уже приделал немцу пятачок вместо носа. – Вы были на их острове и сами видели с какими механизмами они умеют обращаться. Ваш сарказм неуместен.

– Ну да, видел. В быту они влачат жалкое существование, но в совершенстве умеют обращаться с автоматическими винтовками. И это меня настораживает. Дикарю нельзя давать в руки такое оружие. Вы в курсе, что эти дикари при спуске своих катамаранов бросают за борт одного человека, чтобы умилостивить акул?

– В курсе. У всех свои суеверия и правила.

– Да, Оскар, обращайтесь ко мне по имени. Мы же белые люди. К чему фамильярничать среди дикарей?

– Хорошо… Ганс… – с запинкой сказал Оскар и подумал: «Лучше б ты и дальше протяжно зевал, как изнывающая от скуки собака, а не донимал меня вопросами».

– Что насчет мамы, Оскар? – Зильберштейн облизнул пересохшие губы, открыл сумку-холодильник и достал оттуда бутылку пива.

– Я сирота. И я не азартный любитель дискуссий на эту тему. Не к чему ворошить прошлое…

– И все-таки дикари всегда останутся дикарями. – Зильберштейн жадно глотнул пива, обернулся и посмотрел через плечо на кормчего. – Думаете, они понимают мой немецкий с чудным баварским акцентом?

«Дерьмо с чудным акцентом все одно останется дерьмом», – подумал Оскар и ответил:

– Нет. Иначе бы вы не бросали таких скверных слов в их адрес. Туземцы и английский не знают. У местных общин в ходу французский язык, кое-где – испанский. Но и это привилегия только для короля, жрецов и некоторых ремесленников. Так у них заведено. Эти люди вовсе не дикари. У них достаточно высокий культурный уровень. Просто ваш достаток находится на разных полюсах с туземцами.

– Судя по их виду… – Зильберштейн презрительно фыркнул. – Достаток? Хм… Вы меня посрамили, Оскар. Не подозревал, что среди ныряльщиков встречу такого интеллектуала. Вы прекрасно сложены к тому же, напоминаете мне романтического героя, отважного искателя приключений.

– Вид туземцев обманчив, – возразил Оскар. – Как и мой, впрочем. Да, туземцы отказались от христианства, вернувшись к своим истокам, и только благодаря этому выжили на островах. От цивилизации они берут лишь то, что им жизненно необходимо. Они умеют защищать себя и знают каждый дюйм этих вод. Белых людей тут нечасто встретишь.

– Это точно. Они их всех нафаршировали бананами, зажарили и съели, – хохотнул немец. – Держу пари, что все они каннибалы. Странно, что эти дикари отправились охотиться на морского червя, не прихватив с собой пулемет. Ведь сюда и амфибии, наверное, заглядывают?

– Да, вы правы, они не берут огнестрельное оружие с собой, когда охотятся на червя.

– Почему? – придал равнодушный тон голосу Зильберштейн.

– Пули червя плохо берут. Он вас просто сожрет или раздавит, если вовремя не отсечь ему голову – это его единственное незащищенное место. Чешуйчатый червь крайне опасен. А в рукопашной схватке с амфибией нож, тесак или то же весло принесут гораздо больше пользы, чем ружье или автомат. Но амфибий здесь нет. Почему – не знаю. Никто не знает.

– Боятся червей?

Оскар пожал плечами:

– Возможно. На то червя и считают прирожденным убийцей. К тому же они еще и паразиты. Говорят, будто черви, покинувшие атолл, здорово досаждают в море бактериальным матам [55] Бактериальный мат – колония симбиотических видов бактерий инопланетного происхождения, в ходе эволюции развившая подобие нейронных связей. Обладает гигантскими, до квадратных километров размерами блинообразной формы. Способен погружаться на большие глубины. Питается, собирая падающие на дно умершие организмы, а также охотится, выпуская в воду нейротоксин. Размножается делением. . Враги наших врагов.

– Да, я тоже это слышал. Но они и нам далеко не братья. Кстати, почему червь такой неуязвимый?

– У него не совсем обычная кровь. Дело в том, что когда она вырывается наружу из раны, то затвердевает, образуя кристаллические корки поверх кожи, в целом напоминающие видом чешуйчатый панцирь, сквозь которые растут щетинки. Кровь почти мгновенно замедляет коагуляцию и сооружает на их теле подобие доспеха, иногда до дюйма толщиной. Молодой червь поначалу не обладает такой защитой, поэтому другие особи, более зрелые, его постоянно кусают, пока он не покроется органической броней.