Теодор Мюгге - Пираты, каперы, корсары

— Страна рабства! — твердо сказал незнакомец.

— Как, земляк, — с укоризной возразил старик, — уж не принадлежите ли вы к тем людям, которых теперь, к сожалению, становится все больше — к тем, что все хулят и все знают лучше всех, якшаются с заговорщиками в Америке и повсюду затевают беспорядки?

— А вы, значит, принадлежите к шотландцам, которые душой и телом стали англичанами? — со смехом ответил чужак. — К тем, которых вовсе не печалит, что шотландские имена слышны все реже и реже? Теперь все и на вас и в вас английское. Где деньгу зашибить можно, вы тут как тут, а старые шотландские свободы для вас и ломаного гроша не стоят: ведь на них ничего не заработаешь. Потому-то и не тревожат вас печали людей за морем, в колониях, и права, которых они добиваются. Когда их давят и ощипывают, вас это не касается, вы считаете такие порядки только справедливыми, потому что они приносят барыши вашей торговле и фабрикам. Но стоило им, наконец, взяться за оружие и скинуть ярмо, как вы тут же завопили: “Хватай изменников, на виселицу всех осмелившихся посягнуть на свободу старой Англии!”

— Сударь, — сурово сказал Бловерпул, — мне не хотелось бы, чтобы ваши речи слышал тот почтенный человек, которого я жду вскоре из города. Вы говорите так, будто вы сами — американец.

— А, вздор, — улыбнулся чужак. — Я только хотел показать вам, как обстоят дела с английскими свободами. Свобода без справедливости — себялюбивая тирания, и потом, мистер Бловерпул, я ведь шотландец и, откровенно говоря, не очень-то люблю англичан…

— Но вы же в их стране, — наставительно сказал хозяин дома. — Неровен час, что случится. В последнее время с такими речами, как у вас, куда как опасно.

— Ну, вот видите, — рассмеялся незнакомец, — вот вам и пример, как обстоят дела с английскими свободами. Не тревожьтесь, однако, мистер Бловерпул, я иду из Лондона, а там люди и газеты говорят совсем по-другому.

— Так то в Лондоне, — возразил Бловерпул. — В Лондоне, может, так говорить и не возбраняется. Я и сам читал как-то газеты, где бог и люди призываются в свидетели того, какие ужасные беззакония творят с бедными людьми в Америке, как их вынуждают становиться бунтарями, и что лорд Норт со всеми министрами заслуживают виселицы, а за веревками дело не станет. В Лондоне можно так говорить, а здесь — нет.

— Почему же, черт возьми, даже в вольной Англии нельзя больше говорить, что хочешь? — с горечью спросил чужак.

— Попробуйте, — ответил старик, — и последствия не замедлят. Патриоты этого не потерпят и то ли поломают вам руки-ноги, то ли обвинят вас, потащат до суда в тюрьму, покажут под присягой, что вы хулили короля и проклинали веру, а не то подыщут свидетелей, и они заявят, что вы где-то что-то украли, скажем, кошелек, который вам нарочно подбросят, или носовой платок, подсунутый в ваш карман. Короче говоря, веревка для вас сыщется, и повесят вас, не успеете оглянуться, или, в самом лучшем случае, отделаетесь тремя-четырьмя месяцами каторги.

— И это — вольная старая Англия! — оскалил в улыбке зубы незнакомец.

— Хе-хе, — вздохнул Бловерпул и вслушался, приблизив ухо к окну. — Ну вот, идет тот, кого ждали.

Послышались быстрые четкие шаги.

— Это он, бьюсь об заклад, это Уиллби!

Старик вышел на улицу, а чужак устроился поудобнее в уютном кресле.

— Кто этот Уиллби? — спросил он.

— Купец из Уайтхевена, — тихо ответила Молли.

— И к тому же жених? — шепнул он.

— Откуда вы знаете, сударь? — спросила она испуганно.

— Я стоял под окном и догадался, хотя и не все расслышал. Он старый и безобразный?

— О, да!

— И вы согласны выйти за него, милая Молли?

Она умоляюще смотрела на незнакомца, молитвенно сложив руки.

— Нет, нет! — вскричала она.

— Хорошо, устроим против него заговор.

— Еще сегодня я должна сказать свое “да”, — прошептала она доверительно и всхлипнула.

— Ничего у него не выйдет. Я не допущу, — уверенно заявил незнакомец. — А окажись на его месте я? Согласились бы вы, Молли?

— Ах, сударь, — пугливо и укоризненно сказала она, — как вы можете так жестоко шутить!

— Тихо, — пробормотал он, — идут… Доверие, Молли, и я защищу вас.

Бловерпул и Уиллби вошли в комнату. Купец был явно не из тех, что нравятся хорошеньким девушкам. Он был некрасив, взгляд имел настороженный, а выражение лица — надменное. Он поприветствовал Молли грубоватой шуткой о ее красоте и протянул руку хозяйке дома, вошедшей, чтобы позвать всех к столу. Чувствовалось, что он отлично понимает, кто главный гость в этом доме и надменностью своей, не скрываемой даже наигранной любезностью, намеренно демонстрировал это.

— Вы задержались, уважаемый мистер Уиллби, — сказал старик. — Мы все давно уже с нетерпением вас ожидаем.

— Много дел, нескончаемые дела, — ответил Уиллби неприятным, квакающим голосом. — Совсем собрался уходить, как пришли письма из Лондона, бумаги разные, газеты и всякие донесения, важные и смешные. Представьте себе, что пишут мне из Америки надежные люди: эти проклятые мятежники разрабатывают план снарядить и послать в Европу разбойничьи корабли, чтобы атаковать, как они говорят, Англию в Англии. Нам советуют быть начеку.

— Я бы тоже это посоветовал, — сказал незнакомец.

Уиллби сердито огляделся и уставился на молодого гостя.

— Это и есть тот самый человек, о котором вы мне говорили, Бловерпул? — спросил он.

— Да, мистер Уиллби. Он, как я полагаю, моряк. Идет из Лондона и ищет дорогу на Уайтхевен. Не так ли, сударь?

— Совершенно верно, сэр, — ответил спрошенный. — Я был вторым штурманом на “вест-индце” [2] Судно, построенное и снаряженное специально для рейсов в Вест-Индию. , получил расчет, а теперь вот ищу себе нового счастья.

— Как вас зовут? — спросил Уиллби.

— Дэвид, сэр.

— Если вы удостоверите свою личность, Дэвид, — высокомерно сказал купец, — вполне может статься, что я и сам дал бы вам место. Зайдите завтра ко мне, мне нужны штурмана на два моих судна.

За предложение это он ожидал, видимо, шумной благодарности, однако к его досаде и удивлению все обошлось довольно скромно. Дэвид лишь небрежно кивнул и, широко расставив ноги и уютно откинувшись в кресле, сказал:

— Благодарю, сэр, но плавать на ореховых скорлупках мне как-то не очень хочется. Мне привычнее кони, которые бороздят океаны.

— Могу помочь и здесь, — гордо сказал Уиллби, — разумеется, если познания ваши столь же велики, как и ваши притязания. Мое четырехсотпятидесятитонное судно “Восходящее солнце” стоит во внешней гавани, готовое к рейсу на Ямайку. На нем как раз недостает второго штурмана.

— А что, в Уайтхевене много судов? — спросил Дэвид с саркастической улыбкой. — Завтра с утра я непременно посмотрю на них и выберу, какое мне больше понравится. Что же касается разбойничьих кораблей, которые идут из Америки, то в Лондоне над этим смеются. И все-таки, мне кажется, вам стоило бы поостеречься.