Алекс Белов - Зелёные Созвездия

— Я не злюсь, — поднимает брови дед, поворачивая к дому.

— Тогда почему ты меня прогоняешь из дома?

— Я тебе уже всё объяснил. И точка, — коротко отвечает дед.

Я усмехаюсь и гляжу в лобовое стекло. Покрытая вьюном калитка тормозит перед нами.

— Деда, вот ты даже не представляешь, кому ты врёшь. Я ложь чувствую так же хорошо, как ты двигатель этой старой машины.

Дедушка некоторое время сидит и смотрит в никуда, крепко сжимая руль, потом выходит из машины, и я иду следом. Утро мрачное, может начать накрапывать дождик.

— Бери продукты и неси в дом, — говорит он, открывая багажник. Но я не двигаюсь с места.

— А без меня-то ведь не справишься? — усмехаюсь. — Будь я у бабы Даши, как бы ты всё перетащил?

Дед не отвечает, лишь набирает в руки сетки, вешает сумки, хватает за ручки галлон молока. Я грустнею, потому что вижу, что он натягивает на себя слишком много. Ничего не говоря подхожу и тянусь за сеткой с капустой, но тут же получаю по рукам. Дедушка меня отталкивает и забирает всё.

Не закрывая багажник, ибо все руки заняты, он идёт к воротам. Я опускаю крышку багажника и несусь следом за дедушкой. Он идёт медленно, чуть пошатываясь.

— Давай я что-нибудь понесу, — виновато прошу, но дед лишь ворчит:

— Ворота открой.

Выполняю беспрекословно и пристаю к нему уже на дорожке к дому. Мы идём как раз в том месте, где пять уровней вниз сидит девочка с яркими серыми глазами.

— Ты совершаешь ошибку! — заявляю я. — Как я, когда велел тебе спилить Каштан. Поддался эмоциям и сотворил глупости. Дед, объясни, в чём дело.

— Я уже сказал, мы слишком старые, чтобы воспитывать детей, — недовольно пыхтит дед.

— А я уже слишком взрослый, чтобы выбирать с кем жить. И из вашего дома не уйду даже за порог. И что вы сделаете? Шваброй вытолкнете?

Некоторое время дед идёт, сгорбившись, к дому, который ещё так далеко. Я готов подхватить любую сумку, но он не даёт. А потом задаёт совсем необычный вопрос:

— И кто же такой, этот Повелитель?

Я теряюсь.

— Ну… это как бы объяснить. Тёмная Сила. Ну, всё равно, что Дьявол, — отвечаю.

— И он давно хочет тебя убить, — говорит дед.

— Да… — и тут до меня доходит, я даже улыбаюсь догадке. — А, ты боишься, что навлечёшь какое-то проклятие на дом? Не волнуйся. У этого чудика счёты только со мной. Вас он не тронет.

Внезапно дед отпускает сумки и резко оборачивается. На лице двигаются скулы, в глазах ненависть или грусть.

— У него счёты только с тобой! Но тебя он убивать не хочет!

— Ну, он как бы боится меня, — пожимаю плечами.

— Поэтому он убивает мою дочь, да? Убивает твою маму! Но она-то причём? Проклятый-то ты!

— Ну получается, да, — мне становится не по себе от этого разговора. — К чему ты вообще клонишь?

И тут дедушка произносит это:

— Я не знаю, кто такой Повелитель и есть ли он вообще. Но получается, что это ты убил свою мать.

Я бегу по склону и не смотрю назад, да и дедушка меня даже ни разу не окликнул. Ветер хлещет в лицо, стараясь сорвать с головы салатовую кепку, под ногами жалобно пищит трава.

Мысли о матери не покидали всю ночь. Я не хотел признаваться себе, что это из-за меня она погибла, уговаривал, что нагоняю на себя панику. Но дедушка сказал это за меня. Я — проклятие нашего рода. Меня нужно было убить.

Капает дождь.

Я уже далеко от дома.

Прячусь от холодных августовских капель в нору под дубом. Не знаю, чья она, но хозяин покинул жильё уже давно. Я помещаюсь внутри лишь сидя, со всех сторон земля, я будто замурован в гробу. Но мне так и надо.

Я плачу в темноте и хочу умереть или раствориться в сущности Природы, как говорит Володька. Я не хочу жить дальше, будучи убийцей. Если бы меня не было, мама была бы жива, а может и папа остался бы. И они жили бы долго и счастливо без меня.

И вдруг тьма вокруг меня начинает шевелиться. Я никого не вижу, но всей кожей ощущаю сущность существа, которое вновь пришло ко мне.

Конечно, папа был бы жив! Что за рассуждения! — говорит Тёмная Сила. Чернота вокруг дезориентирует, я будто внутри утробы Повелителя Карих. Хорошо, что сюда достают корни Дуба. Они питают меня энергией, поддерживают сразу, как только чувствуют присутствие Тёмной Силы.

Я цепляюсь за корни всей сущностью и, собрав силы свои и Дуба, ору:

— Пошёл вон отсюда!!!

Ну хватит уже играть в прятки с самим собой, — говорит слащавый голос Тьмы и перед моим мысленным взором на секунду возникает искривлённое лицо Оле-Лукойе. — Пора вспомнить. Не зря же умерла твоя мама. Проводи аналогии, избранный мальчик. Думай. Вспоминай.

Я вспоминаю только занавески, которые колышутся на окне летней ночью…

НЕТ!

Маму убил случайный пожар!

Я виноват только в смерти Каштана.

Ой, ну какие же вы люди прямо не могу, — смеётся голос Повелителя. — Давай я вспомню за тебя.

— Убирайся отсюда!

У меня три зонтика, ты же знаешь, — говорит Тёмная Сила. — Помнишь тот скрытый? Белый. Он предназначен для особых деток, которые видят кошмары. Я раскрываю зонтики и рассказываю истории. И вот сегодня моя история.

— Я не буду слушать! — кричу я, и затыкаю уши.

Глупыш, я у тебя в голове. Как и все эти Дубы, Ясени, Тополя. Тебе придётся слушать меня волей-неволей. Однажды жил-был маленький малыш по имени Никита.

Изо рта вырывается писк, я весь скукоживаюсь. Ни за что на свете я не смогу заглушить голос внутри моей головы.

Никита очень любил своих родителей, но когда ему было пять, его отец заболел страшной болезнью. Врачи не могли помочь ему, и через год он умер… хотя не должен был.

Я вспоминаю редкие проблески. Мама плачет и приговаривает: Всё шло хорошо, и вдруг сердце останавливается.

Даааа, останавливается, — вторит голос Тьмы. — А всё почему? Потому что той ночью его маленький сынок подкладывает папе свинью.

Я стою в углу своей детской комнаты. Привычные фиолетовые обои с мишками и дельфинчиками, в углу — письменный стол, заваленный игрушками. Прозрачные занавески качает лёгкий летний ветерок. Кровать у меня большая, полутораспальняя, я в ней как в океане. Сколько же приключений придумано в недрах складок одеял и простыней.

Папа уже давно в больнице, мы с мамой одни. Она сидит рядом, на её коленях книжка про Оле-Лукойе, а я в зелёной пижамке с синими васильками. Я — совсем малыш. Господи, какой же я маленький, неужели я таким был? Ручки — тонкие, ножки как перекладина, которую накануне точил дед. Я как Пиноккио.

Малышу спится, но он внимательно слушает маму, потому что любит сказки, любит её, любит Оле-Лукойе. И будет любить его ещё примерно пять минут, до того, как добрый старик превратится в кошмар, преследующий всю оставшуюся жизнь.

Я не хочу на это смотреть. Я знаю продолжение, мне не надо его рассказывать. Пытаюсь отступить из воспоминаний, но крепкая хватка Повелителя не даёт мне пошевелиться.