Константин Бадигин - Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка

Алеут Федор Яковлев из команды галиота «Варфоломей и Варнава», спасшийся от индейского плена, выпрыгнул из лодки и, привязав ее к привальному столбу, бросился к воротам крепости. Федору Яковлеву повезло: убежав от индейцев, он шел по берегу моря три дня, наткнулся на брошенную байдарку. Байдарка оказалась без всякого изъяна и превосходно держалась на воде. Дальше пошло быстрее, и еще через пять дней алеут оказался в Ситкинском проливе.

Опознав Федора Яковлева, дозорный открыл ворота. Не отвечая на вопросы, Федор сказал:

— Дело важное, мне самого Баранова.

— Баранов на Кадьяке. В крепости старший Медведников.

— Где он?

— Вон в том доме. Дым из трубы столбом валит.

— Дрова сырые, — пробурчал Федор и побежал к дому начальника, смешно приседая, как все алеуты и кадьякцы.

Дозорный почесал в затылке и вслух сказал:

— Важное… Небось залежку бобровую отыскал.

Федор Яковлев постучал в дверь. В доме заплакал ребенок.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Мне начальника Медведникова, важное дело.

Женщина открыла дверь. С полатей поднялся высокого роста мужчина. Из расстегнутого ворота холщовой рубахи курчавились рыжие волосы.

— Я Медведников. Чего тебе? — спросил он, приглаживая торчавшие усы.

— Индейцы нападут на город. Пощады не будет.

— Откуда вызнал?

Федор Яковлев рассказал всю историю. Как на бриг «Варфоломей и Варнава» пришел креол Ивашка, переводчик английского капитана. И что он поведал командиру. Ивану Александровичу Крукову.

— Что ж, будем беречься. Спасибо тебе. Как по отчеству величать?

— Семеном отца нарекли.

— Спасибо, Федор Семенович. Доложу Баранову, он наградит за верную службу. Оголодал небось, посиди, баба лососинки нажарит. Жирную рыбу ребята вчера привезли. Жалко, хлебушка нет… Дай–ка, Оринушка, водицы умыться.

Медведников быстро сполоснулся над бадейкой. Утер лицо чистым полотенцем. Навернул портянки, обул сапоги, надел кафтан.

— Я пойду распоряжусь, скоро буду, а ты посиди здесь, Федор Семенович.

Высокая, под стать мужу, полнотелая Орина суетилась у очага. Запылал огонь, зашипела рыба на сковороде. Но алеут Федор Яковлев ничего не видел и не слышал. Прислонившись к стене, он крепко спал.

Прошло еще два дня. Дождь лил не переставая. Над головами нависало низкое, серое небо. К полудню второго дня дождь перестал, с моря навалил плотный туман. Наступила тишина. У берега чуть слышно бились небольшие волны.

Два индейца, вынырнув из тумана, принесли на продажу козлиное мясо. Индейцев в крепость не пустили. Торговали у ворот.

Медведников обменял мясо на две бутылки рому. Подошли промышленные, английские матросы. Индеец постарше незаметно сунул в руку матроса Тома квадратную дощечку.

Русские были настороже, ждали нападения индейцев. Ворота крепости день и ночь были на запоре. На стенах у пушки каждые четыре часа сменялись дозорные. Жили как в осаде.

Артель кадьякцев на промысел не пошла: донимал дождь. Весь день они работали в амбаре, чистили рыбу для вяления.

В десять часов вечера ворота закрыли на двойные запоры. Никто из промышленных не имел право ни входить, ни выходить из крепости. Настроение людей было плохое. Жаловались на головную боль и жжение в груди. Два мальчика заболели цингой.

Утром погода прояснилась, выглянуло солнце. Обеспокоенные болезнью детей, женщины решили отправиться в лес за ягодами. Медведников разрешил, но в охрану дал отряд вооруженных кадьякцев. Зверобойная артель ушла на бобровый промысел.

Незаметно наступил полдень. Промышленные прекратили работы и собрались в казарме обедать. Английский матрос Том, тот, что говорил по–русски, задержался у северных ворот крепости. Стараясь быть незамеченным, он отодвинул засовы на воротах. В казарме он уселся за стол и вместе с промышленными стал хлебать уху из общей миски.

— Все в порядке, ребята, — подмигнул он своим товарищам.

Пообедать промышленные не успели. На крепостном дворе раздались вопли индейцев.

— Колоши в крепости! — крикнул Медведников, выглянув в окно. — К оружию, запирай двери!

Приказ Медведникова услышала жена часового Захара Лебедева, кадьячка Катерина, и другие женщины, находившиеся в крепости. Они спрятались в первом этаже казармы. Когда начался пожар, все женщины спустились в подвал. Колоши вышибли подвальную дверь и взяли женщин в плен.

Промышленные открыли из ружей пальбу. В это время раздалось несколько пушечных выстрелов.

— Ребята, а где агличане? — спросил кто–то.

Англичан не было. Пользуясь суматохой, они незаметно выскользнули из казармы.

Индейцы прежде всего ворвались в дом начальника, надеясь застать там главного правителя Баранова. Если бы он был здесь, то вряд ли бы ему удалось спастись. Найдя дом пустым, колоши разразились яростными криками.

— Василий Григорьевич, смотри: наш друг вождь Михайла тоже здесь во врага обернулся. Вон, смотри.

Медведников увидел. Против дома начальника на пригорке стоял вождь Скаутлельт, перекрещенный Барановым в Михаила. На нем боевой плащ, в волосах орлиное перо. Он что–то кричал своим воинам.

— Ну–ка попробуй сними этого предателя! — приказал Медведников каргопольцу Ведерникову, считавшемуся лучшим стрелком в артели.

Раздался выстрел, вождь чуть пошатнулся от попавшей в него пули. Поцарапав пальцем отметину от пули на лосином плаще, он погрозил кулаком окнам казармы.

— Вот дьявол, пуля не берет!

— Цель в голову, — распорядился Медведников.

Но выстрелить Ведерникову больше не пришлось. Вождь Скаутлельт пронзительно закричал и бросился к казарме. За ним устремились воины.

— Василий Григорьевич, посмотри в мое окно, — крикнул Семен Шишкин, — нашлись агличане!

Медведников подбежал к окну. Английские матросы сбивали замки с дверей амбара, где хранились бобровые шкуры.

Но сейчас приказчика тревожило другое.

— Ребята, не подпущай колошей к казарме! — кричал Медведников. — Шестеро стреляй, а шестеро заряжай ружья.

Частые выстрелы напугали индейцев. Они в нерешительности остановились.

Скаутлельт снова появился среди воинов. Он кричал, ругался и размахивал боевым топором.

Воины, подбадривая себя криками, двинулись к казарме. Ружейный огонь их снова остановил. Индейцы стали совещаться.

— Давайте простимся, ребята, — обернулся к товарищам Медведников. — Долго нам не выстоять, помощи ждать неоткуда.

Мужики стали обнимать друг друга.

— Прощай, Василий, — сказал Чумаков, — я зла не помню.

— Прости и ты, ежели что… — отозвался Медведников.

— Ребятушки, самому смерть принять не тяжко. А вот каково бабам да ребятишкам! — вздохнул Семен Шишкин.