Жюль Верн - Капитан Немо

– Согласны ли вы все на это? – спросил Гленарван.

– Да, – ответили его спутники.

– А я берусь нести мальчика, – прибавил Мюльреди.

И отряд снова двинулся на восток. Еще целых два часа длился этот ужасающий подъем. Надо было добраться до самой вершины. Разреженность воздуха вызывала у путешественников болезненное удушье, кровоточивость десен и губ. Чтобы ускорить кровообращение, замедленное разреженностью воздуха, приходилось как можно чаще дышать, а это утомляло не меньше, чем отражение солнечных лучей на снегу. Как ни велика была сила воли у этих мужественных людей, но настала минута, когда самые отважные из них пришли в полное изнеможение, и головокружение, этот ужасный бич гор, лишило их не только сил физических, но и духовных. Нельзя безнаказанно пренебрегать подобным переутомлением: то один, то другой падал и, поднявшись, уже не был в состоянии идти, а тащился на коленях, ползком. Было ясно, что эти обессиленные люди скоро совсем не смогут продолжать слишком затянувшийся подъем.

Гленарван не без ужаса глядел на необозримые, заледеневшие на всей этой роковой области снега, на вечерний сумрак, уже заволакивавший пустынные вершины, глядел и с болью в сердце думал о том, что кругом нет никакого крова, как вдруг майор, остановив его, сказал спокойным голосом:

– Хижина.

Всякий другой на месте Мак-Наббса раз сто прошел бы мимо этой хижины, кругом нее и даже над нею, не заподозрив о ее существовании. Занесенная снегом, она почти не выделялась среди окрестных скал. Пришлось отрывать ее из-под снега. Полчаса упорного труда Вильсона и Мюльреди ушло на то, чтобы освободить вход в казучу, после чего маленький отряд поспешил там укрыться.

Казуча эта была построена индейцами, сложившими ее из адобес – кирпичей, обожженных на солнце. Она имела форму куба с гранями в двенадцать футов и стояла на вершине базальтовой скалы. Каменная лестница вела ко входу – единственному отверстию в хижине, и как ни был узок этот вход, но когда в горах бушевали темпоралес, ветру, снегу и граду удавалось проникать через него внутрь.

В хижине свободно могли поместиться десять человек, и стены ее, недостаточно предохранявшие от влаги в период дождей, в это время года могли до известной степени защищать обитателей от резкого холода – термометр показывал десять градусов ниже нуля. К тому же очаг с трубой из кое-как сложенных кирпичей давал возможность развести огонь и успешно бороться с внешней температурой.

– Вот и приют, хотя и не особенно удобный, но, во всяком случае, сносный, – промолвил Гленарван.

– Как, – воскликнул Паганель, – да это просто дворец! Не хватает лишь караула и придворных. Здесь нам будет чудесно!

– Особенно когда в очаге запылает яркий огонь, – прибавил Том Остин. – Мы ведь все не только проголодались, но и промерзли, и меня лично хорошая вязанка дров порадовала бы больше, чем кусок дичи.

– Что ж, Том, постараемся раздобыть топлива, – отозвался Паганель.

– Топливо – на вершинах Кордильер! – сказал Мюльреди, недоверчиво качая головой.

– Раз в казуче устроили очаг – значит, поблизости есть и топливо, – заметил майор.

– Наш друг Мак-Наббс совершенно прав, – промолвил Гленарван. – Готовьте всё к ужину, а я возьму на себя обязанности дровосека.

– Мы с Вильсоном пойдем вместе с вами, – объявил Паганель.

– Если я могу быть вам полезен… – сказал, вставая с места, Роберт.

– Нет, мой храбрый мальчик, отдыхай, – ответил Гленарван. – Ты станешь мужчиной, когда твои сверстники будут еще детьми.

Гленарван, Паганель и Вильсон вышли из казучи. Было шесть часов вечера. Несмотря на неподвижность воздуха, мороз давал себя сильно чувствовать. Голубое небо начинало темнеть, и последние лучи заходящего солнца озаряли остроконечные вершины гор. Паганель захватил с собой барометр. Взглянув на него, он убедился, что давление ртути показывает высоту в одиннадцать тысяч семьсот футов, – следовательно, эта часть Кордильер была ниже Монблана только на девятьсот десять метров. Если бы в здешних горах встречались такие же трудности, какие встречаются на каждом шагу на гигантской швейцарской горе, и если бы наши путешественники попали в бури и метели, то ни один из них, конечно, не перевалил бы через мощную горную цепь Нового Света.

Гленарван и Паганель, взобравшись на порфировый утес, обвели глазами горизонт. Они находились на самой верхушке главного хребта Кордильер и охватывали взором пространство в сорок квадратных миль. Восточный склон был отлогий. По его откосам можно было легко спускаться, а пеоны умудрялись даже скользить по ним на протяжении сотен саженей. Вдали виднелись громадные продольные полосы морен, образовавшихся из камней и обломков скал, оттесненных туда ледниками. Долина Колорадо уже погружалась в тень: солнце склонялось к западу. Освещенные его лучами выступы почвы, скалы, шпили, пики один за другим угасали, и весь восточный склон мало-помалу темнел. Западный же, отвесный склон со всеми его отрогами был еще освещен. Вид этих скал и ледников, залитых лучами заходящего солнца, был ослепительно красив. К северу спускался волнообразно ряд вершин. Незаметно сливаясь друг с другом, они образовали смутно терявшуюся вдали неровную линию, словно проведенную неумелой рукой. Зато на юге зрелище было великолепное, и по мере приближения ночи оно становилось величественно-грандиозным. Внизу виднелась дикая долина, а над нею, в двух милях от наших путешественников, зиял кратер Антуко. Вулкан этот, выбрасывая потоки пламени, пепла и дыма, ревел, как огромное чудовище. Окружавшие его горы, казалось, были объяты пламенем. Град раскаленных добела камней, клубы красноватого дыма, взлетающие струи лавы – все это сливалось в сверкающие снопы. И в то время как тускнеющее солнце, словно потухшее светило, исчезало во мраке горизонта, ослепительный, с каждой минутой усиливающийся свет вулкана заливал своим заревом весь необъятный кругозор.

В импровизированных дровосеках – Паганеле и Гленарване – заговорило чувство художника, и они, пожалуй, долго бы еще восхищались этой величественной борьбой земных и небесных огней, но Вильсон, более трезво настроенный, вернул их к действительности. Дров, правда, нигде кругом не оказалось, но, к счастью, скалы здесь были покрыты тощим, сухим лишайником. Путешественники запаслись в большом количестве этим лишайником, а также растением льяретта, корни которого тоже горят довольно сносно. Как только это драгоценное топливо было принесено в казучу, им немедленно набили очаг. Но разжечь огонь, а особенно поддерживать его оказалось делом далеко не легким. В разреженном воздухе имелось слишком мало кислорода для горения – по крайней мере, такое объяснение дал майор.