Пол Кемпрекос - Медуза

Офицер присвистнул.

– Сочувствую вашим трудностям, сэр, но не могу разрешить вам использовать «Хардсьют». Разрешение должно исходить сверху. Я соединю вас.

– С флотскими шишками я разберусь, – едва скрывая раздражение, ответил Остин. – Я только хочу знать, может ли новый «Хардсьют» погрузиться на полмили.

– Это как раз и должны определить испытания, – сказал офицер. – Слабыми местами системы подачи воздуха всегда были соединения. При новой конструкции сочленений теоретически можно погружаться и глубже, тысяч до пяти футов. Но если есть хоть малейшее слабое место, грандиозный провал обеспечен.

Остин поблагодарил офицера и сказал, что получит разрешение у его начальников, но не уточнил, когда. Он надеялся, что к тому времени, как флотская бюрократическая машина начнет действовать, он будет уже недосягаем.

Все время, пока он говорил с офицером, его, как голодный комар, преследовала некая назойливая мысль. Вернувшись в центр управления, он увидел женщину, пилотировавшую ДУА; она все еще сидела на своем рабочем месте. Остин попросил ее прокрутить последние шестьдесят секунд видеозаписи. Она щелкнула мышкой, и на экране появилось морское дно в полумиле под ними. Остин снова увидел ДУА, паривший как птица над колышущейся растительностью, покрывающей дно. Камера вскоре показала кольцо ила, созданное ударом батисферы о дно, а потом и купол самой батисферы, торчащий из кратера.

– Остановите изображение, – потребовал Остин. Он показал на темное пятно в левом верхнем углу экрана. – Теперь перематывайте. Медленно.

Тень ушла с экрана.

Оператор ДУА смотрела на экран, прикусив нижнюю губу.

– Не помню, чтобы я это видела.

– Проглядеть было легко, – сказал Остин. – Мы все сосредоточились на поисках батисферы.

Женщина откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди и напряженно уставилась на продолговатую тень, едва заметную у границы освещенного прожектором пространства.

– Возможно, рыба или кит, – сказала она, – но что-то с ней не так.

Остин попросил увеличить изображение. Картинка распалась, словно взорванная, но Остин успел заметить в тени смутное подобие осьминога. Он попросил распечатать это изображение и прокрутить последнюю звуковую передачу с батисферы.

Оператор сделала распечатку, потом уменьшила изображение и перевела его в верхний правый угол экрана, на котором теперь было лицо Кейна. Тот взволнованно описывал светящихся рыб, плавающих вокруг батисферы, но вдруг замолчал и прижался лицом к иллюминатору.

«А это что?» – спросил Кейн.

Активируемая голосом камера повернулась к Завале.

«Увидели русалку, док?»

Снова Кейн.

«Не знаю, что я увидел, но оно было огромное».

Остин схватил распечатку и направился на нос. Двойные двери гаража были широко раскрыты, «Хардсьют» подкатили под кран, который должен был поднять его на палубу.

Остин показал Гэннону распечатку с ДУА.

– Этот объект крутился возле батисферы, когда трос был перерезан.

Капитан покачал головой.

– Но что это?

– Не знаю, – ответил Остин. Он посмотрел на часы. – Но знаю, что на Б-3 скоро кончатся воздух и энергия.

– Мы будем готовы через несколько минут, – сказал капитан. – Вы связались с флотом?

– Флотский инженер сказал, что теоретически «Бабблз» может погружаться на пять тысяч футов.

– Ого! – протянул капитан. – Получили разрешение на использование аппарата?

– Этим я займусь позже, – ответил Остин с быстрой улыбкой.

– Зачем я только спросил? – удивился капитан. – Надеюсь, вы понимаете, что делаете меня соучастником похищения собственности флота.

– Не все так мрачно. В федеральной тюрьме мы сможем попроситься в одну камеру. Как у нас дела?

Гэннон повернулся к стоявшему рядом старшему механику.

– Хэнк и его экипаж провернули черт знает какую работу! – сказал капитан.

Остин осмотрел работу механиков и хлопнул Хэнка по спине.

– Неплохо для правительственной работы, – сказал он.

Перерезанный трос батисферы был пропущен через крюк, загнут назад, чтобы получился классический узел-огон, [12] Способ образования постоянной петли на тросе путем переплетения его прядей. и десятки раз обмотан тонкой стальной проволокой. Остин поблагодарил механиков за хорошую работу и попросил прикрепить крюк к корпусу аппарата.

Пока механики выполняли его просьбу, Остин спустился в каюту и сменил шорты и футболку на термобелье, шерстяной свитер и шерстяные носки. Он натянул и застегнул судовой комбинезон и спрятал свою густую гриву под шерстяной шапочкой. Хотя «Хардсьют» был снабжен системой обогрева, температура на глубине могла упасть до сорока градусов. [13] По Фаренгейту; 4,44 градуса по Цельсию.

Вернувшись на палубу, Остин быстро объяснил план спасения. Молясь про себя богам слепой удачи, чтобы они одобрили эту авантюру, он поднялся по стремянке и втиснул мускулистое тело в нижнюю половину «Хардсьюта», разъятого по талии на две части. Когда надели верхнюю половину, Остин проверил электричество, связь и подачу воздуха. И отдал приказ к спуску.

Раму вместе со «Хардсьютом» подняли с палубы и опустили в воду. На глубине в тридцать футов Остин приказал остановиться и снова проверил системы. Все было в порядке, но Остина отрезвила мысль о том, что рекордное флотское погружение на две тысячи футов было проведено в результате нескольких лет планирования и работы большой группы специалистов. Вовсе не похожее на безумное путешествие на дно, которое он собирается предпринять.

Электронные часы в шлеме подсказали ему, что воздуха в батисфере осталось меньше чем на час. Он протянул руку – рука скафандра оканчивалась зажимом – и отцепил крюк от рамы. Предварительно убедившись, что крюк прочно зажат в «руке», он приказал опустить его на дно.

Лебедки, опускавшие крюк и скафандр, работая совместно, погрузили Остина на глубину. Быстрый спуск породил пузыри, закрывшие обзор. Часы отсчитывали уходящее время, а Остин сосредоточился на глубиномере.

Миновав отметку «две тысячи футов», Остин понял, что погружается в неведомые глубины, но его внимания требовало и многое другое, и он не стал анализировать, насколько вышел за пределы допустимого. На глубине 2800 футов никаких проблем по-прежнему не возникло; тут он почувствовал, что скорость спуска изменилась.

В динамике послышался голос Гэннона.

– Мы замедляем спуск, чтобы вы не пробили дыру в дне, Курт.

– Одобряю. Остановитесь на трех тысячах.

Вскоре лебедка остановилась.

Облако пузырей, окружавшее купол вокруг его головы, разошлось. Остин включил фонари, которые при спуске были выключены. Бледно-желтые лучи прорезали тьму, до того лишенную цвета, что любая попытка описать это потерпела бы неудачу.