Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой

Я поклонился в знак согласия. Капитан не обращался ко мне с вопросом, следовательно, и ответа не требовалось.

Этот человек объяснялся по-французски вполне правильно, без малейшего акцента. Его произношение было безукоризненно, слова точны, легкость речи исключительная. И, несмотря на это, я не чувствовал в нем соотечественника.

Он продолжал свою речь:

— Без сомнения, господа, вы убеждены, что я несколько запоздал со своим вторым визитом. Но, узнав, кто вы такие, я должен был обдумать, как поступить с вами. Я долго колебался. Досадные обстоятельства столкнули вас со мной — человеком, который порвал со всем человечеством. Вы нарушил мое уединение…

— Невольно, — сказал я.

— Невольно? — повторил незнакомец, возвышая голос. — Разве «Авраам Линкольн» невольно охотился за мною по всем морям? Разве невольно предприняли вы плавание именно на этом фрегате? И ваши ядра невольно попали в корпус моего судна? А мистер Ленд тоже невольно метнул в меня гарпуном?

Я почувствовал в его словах сдерживаемое раздражение. Но на все эти упрека у меня был совершенно естественный ответ.

— Сударь, — сказал я, — без сомнения, вам неизвестны споры, которые вы возбудили в Америке и в Европе. Вы не знаете, что ряд происшествий, вызванных столкновением с вашим подводным судном, взволновал общественное мнение двух материков. Я. избавлю вас от перечисления всех бесчисленных гипотез, которыми пытались объяснить эту загадку, ключ к которой известен только вам. Но знайте же, что, преследуя вас до самых отдаленных частей Тихого океана, «Авраам Линкольн» был уверен, что он охотится за каким-то могучим морским чудовищем, от которого он должен любой ценой освободить моря.

Что-то вроде улыбки промелькнуло на лице капитана.

Он продолжал более спокойным тоном:

— Господин Аронакс, осмелитесь ли вы утверждать, что фрегат не стал бы преследовать и обстреливать подводное судно совершенно так же, как морское чудовище?

Этот вопрос смутил меня, ибо действительно капитан Фарагут не поколебался бы сделать это. Он считал бы своим долгом уничтожить подводный корабль так же, как и гигантского нарвала. Я ничего не ответил.

Капитан продолжал:

— Итак, вы понимаете, что я имею право обращаться с вами, как с врагами?

Я снова промолчал, и совершенно сознательно. К чему обсуждать подобный вопрос, когда сила может разрушить ваши лучшие доказательства?

— Я долго колебался, — продолжал капитан. — Ничто не обязывало меня быть гостеприимным. Если бы я решил избавиться от вас, мне не было никакого смысла видаться с вами еще раз. Я мог выбросить вас обратно на палубу этого судна, погрузиться в море и… забыть, что вы когда-либо существовали. Разве я не в праве был так поступить?

— Это было бы правом дикаря, но не культурного человека, — ответил я.

— Господин профессор, — живо возразил капитан, — я не знаю, что вы называете «правом культурного человека». Я порвал с обществом по причинам, о важности которых я один имею право судить. Я не повинуюсь законам этого общества, и я предлагаю вам никогда не упоминать о них при мне.

Это было сказано очень резко. Глаза неизвестного зажглись гневом и презрением. У меня мелькнула догадка, что прошлое этого человека таило нечто страшное. Недаром же он поставил себя выше человеческих законов и ушел за пределы досягаемости.

Кто посмеет преследовать его в глубине морей, когда и на поверхности вод он легко подавляет малейшую попытку борьбы с собой? Какое судно устоит перед его подводным монитором? Какая броня окажется настолько прочной, чтобы устоять под ударами страшного бивня его корабля? Никто в мире не в силах потребовать у властелина вод отчет в его действиях.

Все это быстро пронеслось в моем мозгу, в то время как этот странный человек шагал по каюте, погруженный в свои думы.

Я смотрел на него со смешанным чувством интереса и ужаса.

После долгого молчания капитан снова заговорил.

— Итак, я колебался, — продолжал он, — но в конце концов пришел к выводу, что мои интересы можно совместить с естественной жалостью, на которую имеет право каждое человеческое существо. Вы останетесь на моем судне, раз уж случай забросил вас сюда. Вы будете свободны, и, в обмен на эту свободу, весьма относительную, впрочем, я поставлю вам только одно условие. Ваше обещание подчиниться ему вполне меня удовлетворит.

— Говорите, капитан, — ответил я. — Надеюсь, условие ваше таково, что честный человек может принять его?

— Без сомнения! Вот оно: возможно, некоторые непредвиденные обстоятельства заставят меня держать нас иногда взаперти по несколько часов, а может быть и дней, — сейчас трудно сказать. Я не желаю ни при каких условиях прибегать к насилию и поэтому хочу заручиться вашим обещанием беспрекословно повиноваться мне в таких случаях. Предлагая вам это, я целиком снимаю с вас всякую ответственность за то, что может произойти, так как вы будете даже лишены возможности видеть то, что вам не следует знать. Принимаете ли вы мое условие?

Следовательно, на борту подводного судна иногда разыгрывались события, которые не следовало даже видеть людям, не порвавшим с человеческими законами? Из всех неожиданностей, которые готовило мне будущее, эта, пожалуй, была одной из самых неприятных.

— Мы принимаем, — ответил я, — Только… разрешите задать один вопрос, капитан?

— Пожалуйста.

— Вы сказали, что мы будем свободны на борту вашего корабля?

— Да, совершенно.

— Я прошу объяснить, как это понимать?

— Вы можете ходить по всему судну, смотреть, наблюдать все, что здесь происходит, за редкими исключениями, — словом, пользоваться такой же точно свободой, как я сам и мои спутники.

Ясно было, что мы друг друга не поняли.

— Простите, капитан, — сказал я, — но ведь эта свобода — свобода узника, которому разрешается ходить по тюрьме. Мы не можем довольствоваться ею.

— И тем не менее вам придется ею довольствоваться.

— Как, мы навеки должны отказаться от возвращения на родину, к семьям, к друзьям?

— Да. Но отказаться от тяжести отвратительного гнета, который называется законами общества и который люди в своем ослеплении принимают за свободу, — это не так уж мучительно, как вы думаете.

— Что касается меня, — воскликнул Нед Ленд, — то я никогда не дам обещания не пытаться бежать отсюда!

— Я и не прошу у вас его, Ленд! — холодно ответил капитан.

— Капитан, — вскричал я, не в силах сдержаться, — вы злоупотребляете своей властью над нами. Это жестокость!

— Нет, господа, это милосердие! Вы попали ко мне в плен после боя. Я дарую вам жизнь, хотя мог бы вышвырнуть вас в океан. Вы напали на меня! Вы завладели тайной, в которую не должен был проникнуть ни один человек, — в тайну моего бытия! И вы думаете, что я позволю вам беспрепятственно вернуться на землю, где никто не должен и подозревать о моем существовании? Никогда! Задерживая вас на борту своего подводного корабля, я думаю не о ваших интересах, а о своих собственных!