Хэммонд Иннес - Крушение «Мэри Диар»

И тут мне пришло в голову, что это, возможно, отражение огней «Мэри Диар». Конечно, огни, ведь на ней же работают спасатели. Я внимательно всмотрелся в темноту, но огней не обнаружил. Возможно, работы осуществляются тайно и они не хотят, чтобы свет был виден.

— Позади скалы что-то есть, — прохрипел из темноты Петч. — Давай посмотрим, а?

— Давай, — согласился я.

Погибнуть в воде все же лучше, чем на богом забытом рифе, решил я и, повернувшись на спину, заработал ногами в воде, которая не только перестала быть теплой, а, напротив, стала ледяной. Передвигался я автоматически, но мой мозг настойчиво сверлила мысль об огнях.

— Там должны быть огни, — произнес я вслух.

— Огни. Там должны быть огни. — Голос Петча слабо прозвучал где-то рядом, словно в раздумье. На некоторое время воцарилось молчание. И вдруг он снова окликнул меня. — Джон! — Голос звучал чуть слышно.

— Да?

— Прости, что я втравил тебя во все это. — Потом он пробормотал что-то насчет яхты и замолчал.

— Как ты себя чувствуешь? — позвал я Петча.

— Посмотри! Ты ее видишь? — прозвучало в ответ.

Я думал, что он рехнулся.

— Проснись! — закричал я. — Мы должны доплыть до скалы, ты слышишь?

Он схватил меня за руку железной хваткой утопающего. Но когда я оторвал его руку, он закричал:

— Посмотри! Посмотри же, черт тебя возьми! Ну скажи же, что это не сон!

Он поднял над водой руку и указал в сторону. Я повернул голову и на фоне мерцающих звезд увидел тонкую иглу мачты, а чуть ниже — темную массу палубных надстроек, выхваченную из тьмы фосфоресцирующими брызгами разбившейся о борт волны.

Мы поплыли словно наперегонки, забыв про холод и изнеможение. Носовая часть судна была погружена, и через нее перекатывались волны. А дальше, чуть позади, вздымалась шпилька мачты, за нею была видна палуба капитанского мостика, дымовая труба, и далее — очертания задранной вверх кормы.

Я подплыл к затопленной носовой части. В это время набежавшая волна приподняла меня на своем гребне и перебросила через фальшборт, ударив обо что-то твердое, отчего правый бок прорезала дикая боль. Я схватился рукой за оградительный поручень фальшборта и попытался подняться на ноги, но накатившаяся новая волна оторвала руки от поручня и потащила меня в сторону кормы, почти до самой мачты. Там я удержался и громким высоким голосом стал звать Петча, боясь, что я его потерял. Меня охватила паника — я плавал лучше его, даже специально тренировался в море. Мне следовало бы остаться с ним и удостовериться, что он благополучно достиг цели. Но сейчас у меня не было сил, чтобы вернуться и начать поиски…

Я не видел, как он оказался на борту. Я по-прежнему стоял у мачты и выкрикивал его имя, как вдруг он появился возле меня в своем надувном жилете, качаясь как пьяный.

— Все в порядке, — сказал он, пытаясь отдышаться. — Я тоже здесь.

Он взял мою руку и крепко пожал ее, отчего на душе стало легко и приятно.

— Здесь должны быть огни, — произнес он наконец. В голосе его слышалось детское разочарование, словно спасательная компания лишила его радости, которую он так долго ждал.

Мы двинулись на корму, миновали люк трюма № 2, поднялись по трапу на верхнюю палубу. Дверь в надстройке была распахнута настежь. Мы прошли по коридору мимо его бывшей каюты, мимо каюты Деллимера и через заднюю дверь вышли на корму, очутившись позади сорванной и исковерканной дымовой трубы.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? Эй!

Но стояла тишина, и хрупкий звук наших голосов затерялся в холодной темной ночи, поглощенный шумом волн, бившихся о носовую часть.

Никаких спасателей не было. Ни одного проблеска света, который бы манил теплом каюты. Мы кричали и кричали, но никто не отзывался. Корабль был мертв, лишен всякой жизни, как и в тот день, когда мы покинули его.

— Боже мой, — вздохнул Петч. — Мы первые. Еще никто здесь не побывал. — В голосе слышалось облегчение, и я чувствовал, что все мысли его направлены на то, что скрывалось под кучей угля в бункере левого борта.

— Нужно поискать сухую одежду и поспать, — сказал Петч. — Тогда мы почувствуем себя лучше.

Он угадал мои мысли. Но когда мы, миновав черный туннель коридора, добрались до жилых помещений, то обнаружили, что там была вода. Столик в каюте Таггарда был сорван с креплений и валялся в углу, сундучок, где хранилась одежда, был залит водой, а в шкафчике лежала груда просоленных одеял, курток и старой бумаги.

Мы снова вернулись на главную палубу, где находились салон и камбуз. Но они были в еще более плачевном состоянии. Везде была вода.

— Может быть, полуют еще сухой? — неуверенно предположил Петч, и мы стали пробираться туда, всем телом ощущая холод и бесконтрольную дрожь. Господи, сделай так, чтобы там было сухо! Я прислонился плечом к стенке коридора, по которому мы следовали, и вдруг ощутил, что судно шевельнулось. Тело мое вздрогнуло, как от первого толчка землетрясения. И вдруг судно шевельнулось снова.

— Слышишь? — тревожно прозвучал в темноте голос Петча. Но я не слышал ничего, кроме ударов волн о корпус, гулко отдававшихся в пустоте судна. — Оно всплывает, — прошептал он. — Его поднимает прилив.

— Как же это может быть? — спросил я.

— Я не знаю, но это так. Я чувствую.

— Это невероятно, — пробормотал я. — Судно не может всплыть, если затоплена вся носовая часть и через нее перекатываются волны. Нам, должно быть, пригрезилось.

Рука Петча коснулась меня в темноте и повлекла за собой. Я безвольно последовал за ним. Мы выбрались наружу, на холод, и споткнулись о стальную трубу, лежавшую поперек грузовой палубы. По железному трапу поднялись на площадку полуюта и вошли в крошечную боцманскую каюту. Там нашлась одежда. Она не была мокрой, но и сухой ее назвать тоже было нельзя. Но все же она была теплее, чем наше намокшее тряпье. Там же мы нашли несколько одеял, пахнувших мокрой собачьей шерстью, наваленных на койку. Мы бросились на них и заснули, испытав при этом такое наслаждение, которое, наверное, не испытывал ни один человек, сидящий перед горящим камином после сытного ужина.

Спустя много времени, показавшегося нам вечностью, я услышал тяжелую человеческую поступь. Шаги ступали грузно, издавая металлический стук от ударов подковок о железный настил палубы. Они раздавались сначала над головой, потом справа, затем слева и наконец стали удаляться — медленно, не спеша, словно мертвец возвращался в свое загробное царство. Когда топот прекратился, я проснулся.