Cecil Forester - Лейтенант Хорнблауэр

– Я проиграл роббер в пять фунтов десять шиллингов и выиграл в пятнадцать шиллингов, – сказал полковник, получая от Ламберта деньги. – Кто хотел бы увеличить ставки?

К чести двух адмиралов оба без слов посмотрели на Хорнблауэра.

– Как джентльменам угодно, – произнес Хорнблауэр.

– В таком случае я за, – сказал Парри.

– Тогда пять шиллингов взятка, – объявил полковник, – С такими ставками стоит играть.

– Играть всегда стоит, – возразил Парри.

– Да, милорд, – согласился полковник, но к прежним ставкам вернуться не предложил.

Теперь ставки были действительно серьезные. Буш подсчитал, что очень неудачный роббер может обойтись Хорнблауэру в двадцать фунтов, а дальнейшие расчеты привели его к выводу, что вряд ли у Хорнблауэра в нагрудном кармане больше двадцати фунтов. К его облегчению, Хорнблауэр и Ламберт легко выиграли следующий роббер.

– Удивительно приятный вечер, – сказал Ламберт, с улыбкой глядя на пригоршню полковничьих денег в своей руке. – Я не имею в виду меркантильную сторону.

– Приятный и поучительный, – согласился Парри, расплачиваясь с Хорнблауэром.

Игра шла все в том же молчании, лишь изредка прерываемом короткими замечаниями игроков между робберами. Один роббер Хорнблауэр проиграл, но, к счастью, он уже мог себе это позволить. Тем более роббер этот был дешевый, и Хорнблауэр тут же выиграл следующий, вернув больше, чем потерял. Выигрыш его рос, практически не убывая. Было поздно, Буш устал, но игроки не проявляли ни малейших признаков утомления, а флаг-адъютант стоял с тем философски-обреченным терпением, которое приобрел на нынешней своей должности; он знал, что никоим образом не может повлиять на решение своего адмирала, когда тому отправляться спать. Остальные посетители постепенно разошлись; позднее приоткрылся занавес, из-за него толпой вывалились игроки, одни шумные, другие притихшие. Появился маркиз. Он молча и невозмутимо наблюдал, как играются последние робберы, следил за тем, чтоб со свеч вовремя снимали нагар, чтоб без задержки приносили новые свечи, чтоб в нужный момент свежая колода оказалась наготове. Парри первый взглянул на часы.

– Полчетвертого, – заметил он. – Может быть, джентльмены…

– Слишком поздно ложиться спать, милорд, – ответил полковник. – Вы же знаете, нам с сэром Ричардом завтра рано вставать.

– Мои приказы отданы, – произнес Ламберт.

– И мои, – сказал полковник.

Буш отупел от долгого стояния в духоте, но ему показалось, что он уловил укоризненный взгляд, который Парри бросил на говоривших. Буш тщетно гадал, что за приказы отдали Ламберт с полковником, и почему Парри так не хочет, чтоб эти приказы упоминались. В голосе и поведении Парри чувствовался легчайший намек на поспешность, легчайший намек на желание сменить тему.

– Очень хорошо, значит, мы можем сыграть еще один роббер, если мистер Хорнблауэр не возражает.

– Ничуть, милорд.

Хорнблауэр был абсолютно невозмутим: если он и заметил что-то необычное в предыдущем разговоре, он этого не показывал. Хотя, возможно, он устал – Буш заподозрил это по той самой его невозмутимости. Буш теперь знал, что Хорнблауэр старательно скрывает человеческие слабости, как другие скрывают недостойное происхождение.

Хорнблауэру снова достался в партнеры полковник, и все в комнате почувствовали, что последний роббер играется еще более напряженно, чем предыдущие. Ни слова не произносилось между раздачами: подсчитывали, собирали взятки и снова сдавали в гробовом молчании. Счет был почти равный. Каждая взятка могла оказаться решающей, так что роббер тянулся медленно и мучительно. Флат-адъютант и маркиз считали про себя, и, когда Ламберт взял последнюю взятку, шумно выдохнули. Полковник так разволновался, что нарушил молчание.

– Голова к голове, разрази меня гром, – сказал он. – Сейчас все решится.

Укором ему было каменное молчание, которым остальные встретили его слова. Парри просто взял карты, лежавшие справа от полковника, и дал Хорнблауэру подснять. Потом раздал, перевернул карту, показывая козыри – это был бубновый король. Полковник зашел. Некоторое время, упустив лишь одну взятку, Ламберт и Парри шли напролом. Шесть взяток лежало перед Парри и только одна перед Хорнблауэром. Еще одна взятка из оставшихся шести – и два адмирала выиграют роббер. Шансы пять к одному. Буш смирился с тем, что его друг проиграет последний роббер. Но следующую взятку взял полковник. Хорнблауэр пошел с бубнового туза, и тут же, не дожидаясь, пока остальные снесут, выложил последние три карты – бубновые дама и валет лежали у всех на виду.

– Роббер! – воскликнул полковник. – Мы выиграли, партнер! Я думал, мы проиграем.

Парри горестно оплакивал своего павшего короля.

– Я согласен, вы должны были пойти с туза, мистер Хорнблауэр, – сказал он, – но я был бы крайне вам обязан, если б вы сказали, откуда знали с такой точностью, что король у меня бланковый? Ведь оставались еще две бубны. Можно попросить вас, чтоб вы открыли секрет?

Хорнблауэр поднял бровь, удивляясь, что у него спрашивают такую очевидную вещь.

– Известно было, что у вас король, – сказал он. – Но ведь известно было, что у вас есть три трефы. Поскольку у вас оставалось всего четыре карты, ясно, что король не мог не быть бланковым.

– Превосходное объяснение, – сказал Парри. – Оно только подтверждает мое убеждение, что вы – великолепный игрок, мистер Хорнблауэр.

– Спасибо, милорд.

Загадочная улыбка Парри выражала дружелюбие. Если бы предыдущее поведение Хорнблауэра не завоевало еще симпатии Парри, это сделало бы последнее объяснение.

– Я запомню ваше имя, мистер Хорнблауэр, – сказал он. – Сэр Ричард уже объяснил, почему оно мне знакомо. Прискорбно, что политика экономии, навязанная Адмиралтейству Кабинетом, привела к тому, что вы не были утверждены в звании капитан-лейтенанта.

– Я думал, я один жалею об этом, милорд.

Буш снова заморгал: сейчас Хорнблауэру время заискивать перед высоким начальством, а не оскорблять его нескрываемой горечью. Такая встреча с Парри – невероятное везение, за которое любой флотский офицер на половинном жаловании не задумываясь отдал бы два пальца. Однако, взглянув на говоривших, Буш успокоился. Хорнблауэр улыбался с заразительным легкомыслием, Парри улыбался в ответ. То ли горечь ответа ускользнула от Парри, то ли она существовала только в воображении Буша.

– Я совершенно забыл, что я должен вам еще тридцать пять шиллингов, – вспомнил вдруг Парри. – Простите великодушно. Так, с денежными долгами я расквитался, за полученный опыт остаюсь у вас в долгу.

Хорнблауэр убрал в карман толстую пачку купюр.

– Надеюсь, вы поостережетесь грабителей по дороге домой, мистер Хорнблауэр, – сказал Парри, провожая пачку взглядом.