Чарльз Нордхоф - Бунт на «Баунти»

К концу марта всем стало ясно, что «Баунти» вскоре снимется с якоря. На борт было взято более тысячи саженцев хлебного дерева. Большая каюта на корме превратилась в настоящий ботанический сад: молодые растения стояли на полках, сверкая сочной зеленой листвой. Под наблюдением капитана матросы засолили много свинины и сделали запасы мяса. Куда мы поплывем, знал только мистер Блай, но было ясно, что день отхода недалек.

Мне, признаюсь, не очень-то хотелось покидать Таити.

Кристиану, которого за это время я узнал довольно хорошо, мысль об отходе не нравилась, так же как и мне. Он был весьма нежно привязан к Маймити, и я понимал, насколько ужасает его предстоящая разлука. Не теряли времени и мичманы: привязанность Стюарта к его таитянской возлюбленной тоже была очень нежной. Янг постоянно проводил время с девушкой по имени Тауруа, что означает по-таитянски «Вечерняя Звезда». Стюарт называл свою милую Пегги; дочь одного из вождей северной части острова, она была весьма предана Стюарту.

За несколько дней до отплытия Кристиан, Янг и Стюарт вместе с моим денщиком, матросом Александром Смитом, и его подружкой пришли меня навестить. Когда они еще только подходили к дому, я инстинктивно почувствовал, что Кристиан хочет мне что-то сообщить, однако он успел за это время перенять таитянские понятия о вежливости, которые требовали, чтобы серьезному разговору предшествовала легкая болтовня.

Маймити нежно поздоровалась со своим возлюбленным, а Ити-Ити приказал постелить для нас в тени циновки и принести кокосовых орехов.

Разнежившись в тени, попивая сладкое кокосовое молоко, мы лениво беседовали, когда вдруг Кристиан, поймав мой взгляд, сказал:

— У меня есть новости для вас, Байэм: в субботу отплываем. Мистер Блай просит вас явиться на корабль в пятницу вечером.

Как будто поняв его слова, Маймити печально взглянула на меня и крепко сжала руку своего возлюбленного.

— Новости плохие, для меня во всяком случае, — продолжал Кристиан. — Я был здесь очень счастлив.

— Для меня тоже, — присоединился Стюарт, бросив взгляд на свою Пегги.

— А я не сентиментален, — заметил Янг и зевнул. — Тауруа скоро найдет себе другого.

Сидевшая рядом с ним живая черноглазая девушка прекрасно его поняла и, отрицательно покачав головой, в шутку шлепнула Янга по щеке. Кристиан улыбнулся.

— Янг прав, — сказал он, — когда истинный моряк расстается с возлюбленной, он в мыслях уже предвкушает встречу с другой. Но я так не умею.

К вечеру наши гости вернулись на корабль. На следующий день я был вынужден последовать за ними. Я расстался с Ити-Ити и его домашними с искренним сожалением, уверенный, что никогда более их не увижу.

На «Баунти» было полно туземцев, повсюду лежали кокосы и овощи, на борт грузили коз и поросят. Накануне вечером капитан пригласил в гости великого вождя Тениа с женой, которые остались ночевать на корабле. На рассвете мы прошли узкий пролив Тоароа и весь день потом стояли на рейде, пока Блай беседовал с Тениа и делал ему прощальные подарки. Перед заходом солнца вождя отправили на катере на берег. Мы все вышли на палубу и троекратно прокричали ему вслед «ура». Через час «Баунти» на всех парусах шел в открытое море.

И вот мы снова оказались в море. Я смог увидеть, как изменилась команда за время нашего пребывания на Таити. Цветом кожи мы все могли сравниться с туземцами. Экзотичность нашего внешнего вида усугублялась тем, что многие матросы щеголяли самой причудливой татуировкой. Таитяне большие мастера по этой части, и хотя татуировка — процесс длительный и болезненный, мало кто устоял и не вез домой это свидетельство путешествия в южные моря. Из мичманов самым разукрашенным был Эдвард Янг. На обеих ногах его от пятки до икры были изображены кокосовые пальмы, бедра опоясывал традиционный туземный узор, а на спине красовалось хлебное дерево, выполненное с таким мастерством, что казалось, еще немного — и услышишь шелест ветра в листве.

Кроме того, почти каждый на корабле подхватил несколько таитянских словечек и фраз, которые считал своим долгом использовать в разговоре. Некоторые так преуспели в языке, что могли поддерживать беседу почти не пользуясь английским. Вдобавок все запаслись туземной одеждой, и по утрам часто можно было наблюдать забавное зрелище: матросы в тюрбанах и набедренных повязках драят палубу, непринужденно болтая по-таитянски. Какой-нибудь англичанин, только что прибывший из родных мест, вряд ли распознал бы в этих людях своих соотечественников.

Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что люди изменились и внутренне. Они делали свою работу, однако без прежнего усердия; это относилось и к некоторым офицерам. Я полагаю, что ни один из кораблей его величества не возвращался домой из длительного путешествия с большей неохотой, чем наш.

По мере того как Таити оставался все дальше и дальше за кормой, жизнь на острове представлялась нам все более похожей на сон, и мы постепенно возвращались к прежним привычкам. Никаких неприятных происшествий не случалось. Капитан Блай, как и прежде, регулярно прогуливался по квартердеку, но заговаривал с кем-либо довольно редко; большую же часть времени он проводил у себя в каюте за штурманскими картами. Все шло тихо и мирно до 23 апреля, когда на горизонте показался остров Намука из архипелага Дружбы. Блай бывал здесь раньше с капитаном Куком и решил сделать остановку, чтобы пополнить запасы древесины и питьевой воды.

Утром двадцать четвертого мы бросили якорь в полутора милях от берега. К этому времени о Прибытии корабля знал уже почти весь остров, и на берегу скопилось множество туземцев, некоторые из которых даже приплыли с соседних островов. Едва мы бросили якорь, как корабль окружили десятки каноэ; на палубе появилось столько туземцев, что нам стало трудно выполнять свои обязанности. Неразбериха кончилась, когда на борт взошли два вождя, которых Блай помнил по прошлому посещению острова в 1777 году. Нам удалось внушить им, что на корабле должен быть порядок, и вожди принялись наводить его с таким рвением, что вскоре все туземцы снова очутились в своих каноэ. Капитан Блай пригласил меня в качестве переводчика, однако я тут же обнаружил, что мое знание языка мало чем может помочь, так как местное наречие сильно отличалось от таитянского. В конце концов с помощью знаков и некоторых слов нам удалось объяснить цель нашего посещения, вожди отдали какие-то приказания и большинство каноэ устремилось к берегу.

Хотя капитан Кук и назвал этот архипелаг островами дружбы, у меня сложилось весьма неблагоприятное впечатление о его обитателях. С виду они походили на таитян, однако вели себя в отличие от тех весьма нагло и готовы были стащить все, что попадалось под руку. Кристиан считал, что доверять им ни в коем случае нельзя, и предложил снабдить направляющиеся на берег отряды сильной охраной. Капитан Блай рассмеялся: