Николай Черкашин - Адмиралы мятежных флотов

Сколько судеб морских скрестилось, связалось на старом крейсере!

Поминки продолжились сначала в доме писателя Виктора Конецкого, бросившего горсть земли на дорогой всем морякам гроб, а потом в семье Тихомировых, в новостройке Комендантского аэродрома. Ирина Семеновна достала вдруг скляночку с заспиртованным морским рачком.

- Знаете, что это? Гамарус Вилькицкий! Этот вид ракообразных был открыт в полярных морях и назван в честь Андрея Ипполитовича.

Так что память славного рода увековечена не только на морских картах, но и в зоологических справочниках…

Борис Вилькицкий жив в своем третьем генетическом продолжении: его правнук-тезка Борис Петрович Вилькицкий, полуфранцуз и почти полунемец с осьмушкой русской крови, живет вместе с отцом - внуком российских адмиралов Вилькицкого и Тихменева - в Бонне, Петр Андреевич Вилькицкий занимает видный пост в Министерстве юстиции ФРГ. И оба они не владеют русским языком. Старинное генеалогическое древо Вилькицких, расщепленное октябрьской грозой семнадцатого года, ушло своей верхушкой в Германию. Но корни - в России и Белоруссии. Вот они, эти корни, присыпанные питерской землицей на Смоленском некрополе.

Витебская область. Докшицы. Июнь 1997 года

Строчка из Полного послужного списка старшего лейтенанта Вилькицкого. На вопрос анкеты «Из какого звания происходит и какой губернии уроженец» дан ответ: «Уроженец С.-Петербургской губ. Из потомственных дворян Минской губ.».

Корни славного рода берут начало в сердцевине Белоруссии, там, где бьют истоки двух рек - знаменитой Березины и малоизвестного Сервича. Березина, вошедшая в историю Отечественной войны 1812 года, да и минувшей войны, бежит к Черному морю, Сервич - к Балтийскому. Поэтому на въездном знаке в Докшицы помещен старинный герб городка (статус города сему местечку, отличившемуся уже в Северной войне против шведов, Екатерина II даровала в 1796 году): два кувшина, из которых выливаются голубые ленты рек.

Докшицы вынырнули в 1997 году из глубины своих веков, сохранив лишь церковь да здание бывшей корчмы. Все остальное было уничтожено многочисленными войнами, которые прокатились через городок испепеляющими волнами. Пепелища быстро заросли многоквартирными домами из серого кирпича. В промежутках между ними серели шиферные кровли городских хат с палисадниками. Даже церковь во имя Святителя Николая, и та была поставлена в начале века.

Жалкое зрелище являл собой старинный град без старины. И сразу же закралось опасение, что никаких особенных следов пребывания Вилькицких на здешней земле отыскать не удастся. Названия докшицких улиц только укрепляли эту мысль: Урицкого, Дзержинского, Гайдара, Маркса, которые ни сном ни духом не ведали о белорусском городке на истоках двух рек. Нечего было надеяться узреть хотя бы переулок Вилькицкого. Голубоглазая докшичанка, которую я остановил на улице, сказала, что впервые слышит такую фамилию, что краеведческого музея в городе нет и лучше всего обратиться в местную школу.

Я заглянул в пустые по случаю каникул классы. Бросился в глаза стенд, посвященный жизни Горького, чье имя носила пионерская дружина. Пожилая учительница ничего о своем славном земляке не слыхала и адресовала меня к здешнему краеведу Николаю Дмитриевичу Чистякову. Но даже он, учитель истории, впервые слышал о причастности Докшиц к первооткрывателям Северной Земли. Правда, сообщил немало интересного: в окрестной деревне Улесье было имение порт-артурского героя генерала Кондратенко, в чудом сохранившемся здании на бывшей Ратушной площади останавливался французский генерал - пасынок Наполеона и вице-король Италии Эжен Богарне. Было немало иных громких имен. Но памятник в центре Докшиц стоял лишь одному человеку. В отличие от всех остальных монументов и монументиков здешний Ильич никуда не указывал, а держал руки в карманах.

Я представил себе, что бы творилось в каком-нибудь безвестном португальском городке, если бы там узнали, что это родина Фернандо Магеллана. В Докшицах о своем Магеллане не знали ничего. Чистяков обещал написать о Борисе Вилькицком в районную газету. За полвека советской власти память о «белоэмигранте» Вилькицком была вытравлена здесь дотла. Наверное, только старые ветлы да бывшая корчма помнят юного гардемарина, который приезжал сюда к деду на вакации.

На выезде из Докшиц в сторону Гродно берет свое начало красивая и полноводная в низовьях Березина. Когда-то над истоком росли две березы. В хрущовские времена при спрямлении шоссе березы срубили, а ключи завалили землей и камнями так, что теперь здесь образовалось болото. Не так ли обстоит и с духовными родниками? Там, где они завалены, простирается трясина.

Санкт-Петербург. Сентябрь 1997 года

Приезд этого человека не стал событием для питерской прессы, которая с упоением следила за визитом в Россию американского мага. Тем хуже для невских хроникеров, тем более что высокопоставленный германский чиновник вовсе не жаждал вокруг себя газетной суеты. Он прилетел в аэропорт Пулково из Бонна, чтобы побывать на могиле своего русского деда - контр-адмирала Российского императорского флота и полярного исследователя Бориса Андреевича Вилькицкого.

Советник министра юстиции ФРГ Петер Вилькицки (по-русски Петр Андреевич Вилькицкий) прибыл в Санкт-Петербург не по приглашению мэра или президента Географического общества РФ, а по семейным каналам. И встречала его лишь внучатая племянница командора, ныне скромный библиотекарь Ирина Тихомирова.

Короче, в один из сентябрьских дней Петер Вилькицки, рослый, с клинышком седоватой бородки (как у деда), ступил с трапа на землю того самого Пулкова, где родился его знаменитый предок.

Петер видел своего деда не часто.

Из тихого и уютного баварского городка русский дедушка в Брюсселе представал эдакой терра инкогнита. В его туманном прошлом громоздились льды полярного океана, маячили неведомые острова, бурлили африканские реки. Трудно было представить, что за спиной у этого благообразного седенького старичка - сельский священник на покое, да и только! - порт-артурские бастионы, подводные лодки, штыковые атаки, госпитали, японский плен, полярные зимовки и снова боевые походы, гибель корабля на минном поле, матросские бунты, экспедиции, погони, чужие страны и самое главное - крупнейшее географическое открытие XX века - архипелаг Земля Императора Николая II, переименованный в советские времена в Северную Землю. Ничего этого на чернильной фабрике в Брюсселе, где дорабатывал свои последние трудовые годы благообразный старичок, не знали. Не знал никто и того, что скромный работник, разворачивая в обеденный перерыв нехитрую снедь, вспоминал, как делил он трапезы с семьей последнего российского императора, будучи флигель-адъютантом Его Величества; не знал никто, что в него, отнюдь не паркетного шаркуна, влюблялись русские принцессы, которым он давал уроки географии… Мы, соотечественники, тоже этого не знаем, что уж нам говорить о бельгийцах.