Василий Головнин - В плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах

Сто тридцать человек шли под командой Головнина в «кругоземное» путешествие. Он вез в Охотск и Петропавловск различные грузы, кроме того ему было поручено ревизовать деятельность Российско-Американской компании.

В числе офицеров «Камчатки» были Ф. Литке и Ф. Врангель, будущие известные наши мореплаватели, и коллежский асессор Федор Матюшкин.

Это был тот самый Матюшкин, которому Александр Сергеевич Пушкин, товарищ его по Царскосельскому лицею, посвятил прекрасные строки:

«Камчатка» была тем кораблем, на который «с лицейского порога» перешагнул Федор Матюшкин.

В мае 1818 года русские моряки пришли к камчатским берегам. Переход был завершен удачно и по тем временам быстро – за восемь месяцев.

Лето ушло на гидрографическое описание Командорских островов и на ревизию Российско-Американской компании. Головнин обнаружил здесь большие злоупотребления; он составил обширную записку, в которой без обиняков и смягчений рассказал о грабительских деяниях компанейских агентов. В сентябре 1819 года «Камчатка», пробыв в плавании более двух лет, салютовала Кронштадту. Это было последнее путешествие Василия Михайловича Головнина.

Головкин поселился в Петербурге, в доме на Галерной улице, и отпраздновал, наконец, свадьбу. В 1821 году у Головниных родился первенец – сын Александр.

В доме у Синего моста часто сходились литераторы, моряки, армейские офицеры.

Они засиживались далеко за полночь. Блики огней падали сквозь окна на плиты панели, на чугунную решетку набережной Мойки. Табачный дым плавал в комнатах.

Спорили подолгу и о многом: о делах на Аляске, о стихах Пушкина, о журнале «Полярная звезда», о порядках в государствах – в чужих и в своем. О государе императоре и его министрах говорили здесь вольно и непочтительно.

Дом у Синего моста принадлежал Российско-Американской компании. Жил в нем с зимы 1824 года новый служащий компании – Кондратий Рылеев. Он и был душою этих крамольных сходок – собраний Северного общества декабристов.

Наведывался сюда и Василий Михайлович Головнин. Его встречали радушно. Прославленный путешественник и ученый моряк хорошо знал многих гостей Рылеева.

С молодым Завалишиным познакомился он еще три года назад. В 1821 году Головнина назначили помощником директора морского корпуса, а Завалишин был там преподавателем. «Нас сблизило, – писал впоследствии Завалишин, – общее негодование против вопиющих злоупотреблений. Мы сделались друзьями, насколько допускало огромное различие в летах [3]».

Хлопотливые и утомительные корпусные дела мешали ученым занятиям Василия Михайловича. Но он был трудолюбив, упорен и работал по многу часов. Он издал книгу о плавании «Камчатки», перевел с английского описание кораблекрушений Дункена, приложив к его труду работу об авариях русских судов, составил правила описи морских берегов и трактат о тактике военных флотов.

Свечи в кабинете Головнина гасли под утро, когда в долгой петербургской ночи начинали смутно выступать старые дома Галерной улицы.

В 1823 году Головнин был назначен генерал-интендантом флота. Большая забота легла на его плечи. Строительство новых кораблей, ремонт старых, верфи и мастерские, портовые сооружения и склады – всем этим он должен был заниматься.

В начале правления Александра I в России существовал отличный флот с боевыми кадрами, прошедшими школу таких адмиралов, как Ушаков и Сенявин. Александр I не берег это наследство. Фрунт, бессмысленные армейские порядки, порядки казарм и плацов, насаждались на кораблях людьми, подобными Аракчееву. Царь «предпочитал терпеть урон от беспрекословного подчинения, нежели выгоды от решительности».

Вопреки императору и придворным ничтожествам, слава флота была поддержана трудами и подвигами самих моряков. Верные традициям адмирала Ушакова, они совершили в первую четверть прошлого столетия немало замечательных дел.

Во время Отечественной войны 1812 года моряки до конца исполнили свой долг перед Родиной.

Усиленно действовал тогда балтийский гребной флот. При отступлении французов один из гребных отрядов преследовал их по реке Аа до Митавы и овладел этим городом. Летом 1813 года несколько десятков судов не раз подходили к Данцигу (он был еще в руках французов) и, невзирая на сильный огонь крепостной артиллерии, бомбардировали его. Тем временем русский корабельный флот успешно крейсировал у голландских берегов.

Мужественные русские моряки сражались и на суше. Морской гвардейский экипаж, плечом к плечу с солдатами, прошел победный путь от Москвы до Парижа, покрыв морские знамена новой славой.

Даже англичане, столь скупые на похвалы флотам чужих стран, вынуждены были признать высокие боевые качества русских моряков. Один английский корабельный хирург писал в своей книге «Путешествие в Санкт-Петербург в 1814 году с заметками об императорском русском флоте»: «Вообще говоря, русские моряки обладают всеми данными для того, чтобы занять первое место среди моряков мира, – мужеством, стойкостью, терпением, выносливостью, энергией».

Русские офицеры и матросы показали себя не только безупречными воинами, но и неутомимыми путешественниками. Лисянский и Крузенштерн первыми из русских обогнули земной шар. Головнин повторил их подвиг.

Началась эпоха наших кругосветных плаваний. Русский флаг той поры узнали на самых отдаленных берегах.

Новый генерал-интендант Василий Михайлович Головнин сознавал свою ответственность за судьбу русского флота.

Он принялся за дело с жаром. И сразу же началось единоборство с адмиралтейскими старцами, консерваторами и рутинерами, с чиновниками-казнокрадами, с прожорливыми китами-подрядчиками.

В кабинете на Галерной улице Головнин писал вечерами гневную «Записку о состоянии Российского флота в 1824 году». Каждая строка этой «Записки» изобличала и клеймила тупость высшего начальства, бюрократические порядки императорской России. И вместе с тем каждая из них пропитана была горечью истинного патриота, на глазах которого гибло дело, столь важное для отечества.

«Если бы хитрое и вероломное начальство, – писал Головнин, – пользуясь невниманием к благу отечества и слабостью правительства, хотело, по внушениям и домогательству внешних врагов России, для собственной своей корысти, довести разными путями и средствами флот наш до возможного ничтожества, то и тогда не могло бы оно поставить его в положение более презрительное и более бессильное, в каком он ныне находится» («Записка о состоянии Российского флота в 1824 году». СПб., 1861, стр. 1).