Дэвид Томпсон - Опасный промысел

Нат пару раз удивленно моргнул:

— Встать? В моем-то состоянии?

— Все, чем ты можешь похвалиться, — это парочка синяков. У тебя ничего не сломано.

Чувствуя себя донельзя глупо, Натаниэль приподнял голову и с облегчением убедился, что грудь его вовсе не раздавлена.

— Поздравляю! — с ухмылкой сказал Шекспир.

— С чем?

— Я не знаю другого человека, способного уложить гризли и одновременно почти отправить на тот свет самого себя.

— Ну, спасибо тебе!

Нат приподнялся на локте и улыбнулся жене.

Уинона разразилась длинной тирадой на языке шошонов, но говорила слишком быстро, чтобы можно было уследить за потоком слов. Заметив озадаченно-сдвинутые брови Ната, его друг начал переводить, при этом уголки губ Шекспира подрагивали в чуть заметной улыбке.

— Она говорит, что счастлива иметь мужа, который так легко расправляется с гризли. Теперь она знает, почему тебе дали имя Убивающий Гризли, и ей не терпится рассказать всем шошонам об этой битве.

— Надеюсь, она не станет рассказывать о том, как я налетел на дерево, — сухо заметил Нат.

Уинона быстро встала и, счастливо насвистывая, поспешила к лошадям.

— Куда она? — поинтересовался Нат, медленно садясь и чувствуя острую боль в правом боку.

— За своим охотничьим ножом. Она снимет шкуру с медведя.

— Зачем с ним возиться, раз мы так близко от места встречи? Кому он нужен?

— Нам. — Траппер посмотрел на тушу. — За такую превосходную шкуру, Нат, нам отвалят кучу денег. Медвежье мясо — деликатес, стоит к нему привыкнуть, а в этом звере несколько сотен фунтов. Мы закоптим медвежатину и тогда сможем ее продать. К тому же не забудь про жир…

— Жир?

— Сколькому тебе еще предстоит научиться! Медведь может дать от пяти до восьми галлонов жира, в зависимости от размера и от того, сколько времени ты захочешь потратить на вытапливание.

— В Нью-Йорке я всегда покупал жир, — заметил Нат.

— В больших городах в наши дни можно купить все что угодно, — горько отозвался Шекспир. — И это противоестественно. Человек начинает забывать, что такое настоящая жизнь, когда ему достаточно войти в магазин и хлопнуть на прилавок кошелек, чтобы получить необходимое. Слишком просто. А жизнь должна быть трудной, она должна быть борьбой от колыбели и до могилы. Это и формирует характер.

Шекспир замолчал, окидывая взглядом окрестности.

— Только здесь можно познать настоящую жизнь, понять, что выживают лишь сильнейшие. У природы много способов, чтобы избавиться от слабаков — не важно, кролики это, олени или люди. А вот города, наоборот, плодят никчемных неженок. Если мужчина хочет стать мужчиной, он должен покинуть город.

— Поэтому ты и не собираешься туда возвращаться?

Старый траппер кивнул:

— Будь я проклят, если променяю свою свободу на удобства!

— Никогда раньше не рассматривал городскую жизнь с этой точки зрения, — признался Нат. — Здешние края могут открыть глаза на многие вещи, о которых я прежде никогда и не думал. Что ж, учусь!

— И продолжай в том же духе, Нат. Когда ты перестанешь учиться, ты станешь похож на растение, которое осталось без воды, — высохнешь и умрешь.

— По-моему, тебе стоило бы стать учителем или проповедником, это твое истинное призвание.

Шекспир засмеялся:

— Говоря по правде, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, я всерьез подумывал о том, чтобы стать учителем.

— Почему же не стал?

— Понял, что у меня неподходящий характер для подобной работенки. Я бы, наверное, задал хорошую трепку первому же ученику, который вздумал бы бузить у меня в классе.

— Интересно, как человек узнает, правильный ли он выбрал путь? — задумчиво спросил Нат и вдруг заметил, что его собеседник пристально смотрит куда-то мимо его плеча. Он быстро обернулся — неподалеку показались несколько индейцев верхом на мустангах.

Забыв про боль, Нат мгновенно вскочил, рука его непроизвольно потянулась к пистолету, и только тут молодой человек вспомнил, что пистолет разряжен, а остальное оружие вообще где-то валяется.

Шекспир тоже встал, сжимая «хоукен».

— Только не делай глупостей, — предупредил он.

— Это черноногие? — тревожно спросил Нат.

— Будь это черноногие, мы уже были бы покойниками.

— Тогда кто?

— Это не-персэ…

— И как они с белыми?

— Более-менее.

Подумав о Уиноне, Нат оглянулся и увидел жену шагах в двадцати — она стояла неподвижно, сжимая в руке нож. Юноша жестами приказал ей не двигаться, потом снова повернулся к индейцам.

— Пусть приблизятся, — сказал Шекспир.

Он сделал жест, означавший «друг»: поднял правую руку ладонью наружу.

— Теперь дело за ними. Если они нападут, я буду сдерживать их, а ты перезаряжай свое оружие.

— Если со мной что-нибудь случится, не дай им забрать Уинону, — сказал Нат, тревожно теребя разряженный пистолет.

Когда же он наконец поумнеет? Ведь Нат уже прекрасно знал, что здесь нельзя ни на минуту оставаться без заряженного оружия под рукой. Предыдущее нападение гризли многому научило его. И вот теперь его снова застали врасплох, жена оказалась в опасности, и все потому, что он по глупости налетел на ветку!

Один из не-персэ осторожно подъехал ближе. Это был высокий индеец с гордым лицом в наряде из оленьей кожи, с луком в левой руке и колчаном стрел за спиной. Приблизившись на расстояние нескольких шагов, он остановился и заговорил.

Нат внимательно вслушивался в речь, но язык был ему незнаком. Он уже хотел жестами показать это, но Шекспир ответил индейцу на его языке! В подобных случаях Нат приходил в уныние от собственного невежества. Сколько всего ему еще предстоит узнать!

Точеное лицо воина не-персэ вдруг расплылось в улыбке. Он уставился на мертвого гризли и снова заговорил.

Шекспир ответил, жестами подчеркнув значение своих слов.

Воин кивнул, повернул лошадь и вернулся к соплеменникам; индейцы начали оживленно переговариваться.

— Что происходит? — спросил Нат.

— Мы с ним обменялись шутками. Его зовут Парящий Ворон, я уже слышал о нем — он успел совершить много подвигов еще до того, как ему исполнилось двадцать. Даже его враги лестно о нем отзываются.

— И ты считаешь это комплиментом?

— Похвала врага значит больше, чем похвала друга, Нат. Когда тебя хвалит друг, в девяти случаях из десяти он поступает так потому, что любит тебя, и половина из его похвал наверняка — неправда. Но враг не станет расхваливать тебя для того, чтобы пустить добрую славу, значит, его слова всегда искренни. Когда ты заимеешь злющего врага, который хорошо о тебе отзывается, знай, что ты кое-чего добился в этом мире.

Нат покачал головой:

— Иногда я просто не понимаю твоих рассуждений.