Егор Фомин - Правда выбора

– Что, православные, руку перекреститься не развяжете?

Зубов, наслышанный рассказов о прежних подвигах Ослопа, покачал головой:

– Так от молись!

Олонец опустил голову.

– А как его? С лука стрелить? – тихо проговорил Жмых, пока тот стоял молча, – Может и не помрет сразу, а стрелу потрачу.

– Как хочешь, – качнул головой Зубов. – Хоць ножом по горлу. Быстро.

Парень поежился:

– По горлу живой будет, пока кровь не стечет? Мука какая. Может как свинью? В сердце заколоть?

Зубов пожал плечом:

– Делай уже!

Потапка кивнул:

– Тогда лучше в сердце.

Глеб двинулся к Олонцу, зашел Игнату за спину, левой рукой взял его за левый локоть и потянул вниз, правую поднял к горлу пленника:

– Тихо! Не то полосну по горлу, мучицца будешь.

Потапка, решив, что больше караулить не надо, опустил лук, сделал шаг вперед. Больше ждать нечего, решил Олонец и резко ударил головой назад, метя затылком в переносицу Зубова. От удара что-то хрустнуло сзади, но Игнат не разбирал, куда попал. Он тут же согнулся в поясе, лягнул ногой в пах Глеба и прыгнул к Жмыху.

Зубов завыл, Потапка распахнув глаза начал поднимать лук. Олонец, однако, был куда проворней. Двумя прыжками одолев несколько шагов до парня, он с маху пнул его в колено. Колено хрустнуло, Потапка выронил лук и завалился навзничь. Не чувствуя боли от страха, он схватился за нож. Игнат, снова ударил его по разбитому колену. Потапка закричал, рука на ноже ослабила хватку.

Чувствуя, что Зубов уже рядом, Олонец сколько было силы ударил стопой сверху вниз по челюсти парня. Кость сложилась, парень захрипел, бросил нож и схватился за лицо.

Мгновенно развернувшись, Олонец попытался ударить по колену и Зубова, который действительно был рядом. Однако от этого удара Глеб увернулся. Лицо его от переносицы и вниз было залито кровью, но он был на ногах. Не теряя времени, Зубов ударил ножом, целясь под ребра.

Олонец нырнул вперед и вправо в глубоком выпаде и ударил головой в живот Зубова. Тот охнул, теряя дыхание. Не дожидаясь, пока противник схватит его за шею или достанет его ножом, Олонец ткнул Глеба головой и плечом, а коленом ударил в бедро. Зубов наконец не устоял и упал навзничь.

Игнат тут же пнул его по руке, выбивая нож и жестоко и сильно ударил по горлу, ломая гортань. Зубов дернулся и замер.

Игнат подбежал к ножу Зубова, упал на него спиной, подхватывая непослушными пальцами. Справившись с путами, Олонец встал, разминая руки.

Зубов так и не шевелился, горло его распухло. По всей видимости, умер.

Потапка все катался по песку, хрипя и держась за сломанную челюсть. Олонец подошел к нему, пнул в висок, оглушая парня, а потом наклонился и точным ударом вогнал нож между ребрами в сердце. Жмых задергался и скоро затих.

Только теперь Олонец заметил, что Зубов все-таки порезал ему плечо левой руки. Крови было пока немного, но и с этой раной в одиночку было непросто справиться. Игнат отрезал полосу от подола рубахи Потапки, наскоро перетянул руку.

Присев на песок, он лишь немного позволил себе отдохнуть. Ему нужна была помощь, ночь уже близилась и времени терять было нельзя.

Он оттащил недалеко в лес тела, приволок туда же второй челнок, который Зубов вел привязанным к ветке Олонца. Накрыл тела сверху перевернутым челноком. Хоронить по-христиански времени не было.

– Отче наш, сущий на небесах, – начал он и остановился.

Не дочитав молитвы, перекрестил лодку с телами и пошел к берегу.

Зубов и Жмых, желая вернуться без лишних усилий, от слободы гребли против течения. Так что теперь Олонец лишь немного подгребая довольно быстро спустился обратно к слободе. В светлом летнем небе стояли последние сумерки, лишь немного начинало темнеть. Выше слободы по реке, чуть в стороне стояло несколько остяцких чумов. Одни инородцы жили тут ради ухода за аманатами 39 39 Аманаты – заложники из числа местных жителей. Иногда русские брали их для обеспечения сбора ясака. Родичи приходили проведать или заменить одного аманата на другого и приносили ясак. , которых держали в острожке, другие ради питейного двора. Здесь Олонец полагал найти помощь, в которой так нуждался. Ему так и не удалось остановить кровь в порезанной руке, и он совсем обессилел.

Вытащив лодку на берег, он поднялся к чумам. Остяки тщательно соблюдали обычай гостеприимства и наверняка дали бы ему отлежаться день-другой. Из-за позднего часа людей уже видно не было. Тщательно оглядев чумы, он заметил неподалеку маленькую покосившуюся избу. Она так заросла бурьяном, что тропинка к двери едва угадывалась. Этот дом мог быть пустым, или там могли жить совсем простые люди, что подходило Олонцу еще лучше.

Мысли его подтвердились почти полностью. Ранее эта изба принадлежала торговому человеку, который еще несколько лет назад отправился обратно на Русь с добытыми богатствами. Изба опустела и ее самовольно занял Филька Онучин. Был это молодой сирота, не унаследовавший за отцом ни места, ни имущества. Слободские подкармливали его, пускали в клети переночевать. Подросши он выполнял нехитрую поденную работу, помогая то тут, то там. Предоставленный сам себе, он рано попал на кружечный двор, где забавы ради, ему давали выпить. Пристрастившись к вину, паренек все, что смог заработать, относил в кабак и слыл среди слободских дураковатым, но безобидным малым.

Филька чистил копченого муксуна 40 40 Муксун – вид рыбы. В наши дни считается деликатесным. , собираясь поесть, когда вошел Олонец. Увидев в неверном свете, падающем через прорехи в крыше, лицо гостя в крови, грязи и ссадинах, он выронил рыбу и заметался по избе:

– Чур меня! Матерь божья! Спаси и сохрани!

Олонец сделал только один шаг вперед и упал на колени.

– Помоги! – тихо попросил он и завалился набок.

Филька подошел не сразу. Сначала еще потрясся в стороне, несколько раз перекрестил Олонца, но решился. Помогать было его работой, за помощь ему давали еду, выпивку или даже копеечку. Даже подозревая, что сейчас ему не будет никакой награды он все-таки не смог преодолеть жизненного обыкновения.

Подобравшись к гостю, он попытался переволочь его на старые, от прежнего хозяина оставшиеся шкуры. Рассмотрев раны, заохал, а увидев все еще сочащийся кровью долгий порез по левой руке, решил, что надо позвать людей. Дернулся к выходу, но Олонец ухватил его за рубаху:

– Никому не говори, что я тут!

– Как же… как же тогда? – растерялся паренек.

– Сухого мха принеси. Полотном примотай, – сказал Олонец, собравшись с силами и снова потерял сознание.

Следующим днем Олонец спал долго. Проснулся только около полудня, когда Филька, вернувшийся из слободы возился с собранной милостыней – лепешкой и плошкой сметаны. Принести воды паренек не догадался и гостю пришлось просить его. Пока Филька бегал к реке, Олонец осмотрел рану. Мха Филька принес много, но примотал кое-как.