Зейн Грей - Пограничный легион (др. перевод)

Наконец судьи притащили обезумевшего от страха Французика. Он не мог стоять без поддержки… Надев ему на шею петлю, палачи стащили его с платформы и затем снова поставили на ноги. Он громко закричал от ужаса. Чтобы прекратить его вопли, они снова приподняли его на воздух. На этот раз он на несколько секунд дольше провисел в петле. Лицо его почернело, и глаза выступили из орбит, грудь высоко вздымалась, тщетно ловя воздух, ноги работали с плавностью игрушечного паяца. Тогда, опустив его на ноги, палачи ослабили петлю на шее. Его пытали для того, чтобы вырвать признание. Веревка почти задушила его, и прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя. Очнувшись, он с трусливым ужасом отшатнулся от болтавшейся перед ним петли.

Судья молча помахал ею перед его носом и пальцем указал на троих мертвых бандитов.

С пеной у рта Французик принялся что-то кричать на своем родном языке.

Толпа, как один человек, шагнула вперед и замерла в напряженном молчании.

– Говорите по-английски, – приказал судья.

– Я все скажу! Я все скажу вам!

В эту минуту Жанна почувствовала, как рука Келса рванулась вперед. В глаза ей ударил ослепительно яркий синий свет, и грянувший выстрел почти оглушил ее. Горячий порох опалил ей щеку. Французик вдруг быстро согнулся и рухнул с платформы.

Одно мгновение царила мертвая тишина, и, казалось, все окаменели от неожиданности. Но затем раздался хриплый рев тысячной толпы и топот бесчисленных ног. В следующую секунду разразился сущий ад. Чудовищная масса бросилась в разные стороны. Жанна почувствовала, как рука Джима крепко обхватила ее, и волна кричащих, борющихся мужчин куда-то понесла их. Мельком она успела заметить мрачное лицо Келса и гигантскую фигуру Гульдена, боровшегося с истинной силой Геркулеса. Обезумевшие от ярости люди дрались, как дикари, и лезли туда, откуда послышался выстрел, но, пробившись, они не знали, кого им хватать. В этой внезапной панике вся банда Келса была моментально разбита и разогнана в разные концы.

Долгое время ноги Жанны не касались земли. Но несмотря на дерущихся и напиравших людей, она все время чувствовала на себе руку Джима и, в свою очередь, тоже из последних сил уцепилась за него. Внезапно толкотня и пинки прекратились. Поддерживаемая Джимом, она взобралась на откос, и глазам их представилось странное зрелище. Виселица была окутана густым облаком пыли, группа председательствовавших с револьверами в руках, насторожившись, стояла возле нее, не зная, кого ей следует ожидать здесь. В воздухе мерно покачивались мертвецы, а вдали неслась громадная перепуганная толпа. Выстрел Келса создал страшную панику. Ни один из золотоискателей больше не знал, кто принадлежал к судьям, кто к бандитам. Решительно каждый ожидал страшной, кровавой расправы и, не доверяя своему соседу, в паническом ужасе стремился укрыться куда-нибудь.

Прижавшись к Джиму, Жанна долгое время не проронила ни одного слова. Оба они напряженно прислушивались. Некоторые честные золотоискатели вернулись обратно к эшафоту, где стояла тесная группа членов карательной комиссии, и постепенно воздух снова наполнился гулом взволнованных голосов.

– Ну и здорово! – прошептал Джим, все еще не веря происшедшему.

– Он был ужасен, – шепнула в ответ Жанна.

– Про кого ты говоришь?

– Про Келса.

– Да, если хочешь, ужасен, но я бы сказал – грандиозен. Эдакая отвага! Десятки судей и тысячи золотоискателей кругом, и он все-таки бросил им вызов. Но он знал, что произойдет после его выстрела.

– Нет. Он вовсе и не думал об этом, – серьезно заявила Жанна. – Я чувствовала, как он дрожал. Я видела его лицо… О! На первом плане у него была только мысль о гибели собственной власти, и уже на втором – предательство Французика. Мне кажется, что этот выстрел означает скорее отчаяние и слабость Келса… Он больше не может владеть собой, хотя бы в его револьвере была всего-навсего одна пуля.

Джим посмотрел на Жанну, как будто ее слова были настолько же убедительны, как и непонятны.

– Ну что ж! Во всяком случае выстрел был дан вовремя, как для него, так и для нас, – ответил он нерешительно.

– А как ты думаешь, удалось ему уйти или нет? – боязливо спросила Жанна.

– Конечно. Они спаслись все до одного.

– Если бы люди Келса были послушны и верны ему, он никогда бы не погиб.

– Похоже на то, что ты жалеешь об этом.

– О, мне очень стыдно… я не хотела именно так выразить свою мысль. Я не знаю… но мне ужасно жаль Келса. Мне пришлось столько перенести из-за него, выстрадать… Моя судьба была так тесно связана с его, да и не только это! Обе наши с тобой жизни целиком зависели от него.

– Я понял тебя, дорогая, – серьезно сказал Джим.

– Но что нам-то делать теперь? Какое все-таки странное чувство – свобода.

– Да, надо подумать.

Долгое время они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Жанна пробовала придумать что-нибудь, однако ее разум не поддавался. Оба они были словно оглушены.

К заходу солнца волнение золотоискателей улеглось. Исчезли и замаскированные судьи, и только кучка любопытных все еще толпилась возле виселицы с ее черными покачивавшимися жертвами. Жанна заметила, что судьи также повесили в петлю и изменника Француза. Полные презрения, они повесили его уже трупом. Что могло, быть более ужасно, чем эти четыре темные, расхлябанные фигуры? Лежащий на земле мертвец все-таки еще сохраняет достоинство смерти. Здесь же была отнята не только жизнь, но также и величие смерти, и перед глазами предстал обнаженный ужас.

– Жанна, мы должны покинуть Олдер-Крик, – вдруг решительно заявил Клэв. – Неизвестно, что еще вздумают затеять эти головорезы. Гульден, например.

– Пойдем пешком. Если мы купим лошадей или будем ждать почтовую карету, то нам придется вести разговоры с разными людьми, а я страшно боюсь…

– Но, голубок милый, повсюду рассеяны бандиты. Разбойниками кишат все леса, все тропинки, и где бы мы ни были, нас все равно, ожидает опасность.

– Мы будем идти ночью и отдыхать днем.

– Невозможно! Такое расстояние – и ни капли провианта.

– Ну, пройдем хоть часть пути.

– Нет. Мы возьмем два места в Баннек. Если в фуре будет много народу, то ей дадут вооруженный конвой. Но надо узнать, когда она поедет. Пойдем сейчас в лагерь.

Тем временем наступила ночь, и отдельные огни замелькали в темноте. Чем дальше они шли, тем больше встречали людей. Темнота подбадривала всех. Снова засияли шумные игорные дома и кабаки. Беззаботный Олдер-Крик вернулся к своей прежней разгульной жизни. Почтовая контора находилась сразу за «Последним самородком». В палатке хмуро горела желтая лампа. Подойдя к конторке, Джим прямо обратился к сидевшему за ней человеку.