Джефф Питерс - Великолепная семерка

– Ну вот, – сказал Чико. – Десять и одиннадцать. Кто еще не вернулся?

За спиной его захрустели ветки. Кто-то спускался по склону, не таясь. Чико замер: к костру спустился сам Кальвера.

– Все болтаете, никак не угомонитесь, – раздраженно перебил он подсчет, доставая сигару. – Сантос, почему посты не выставлены? Все валяются как убитые. А кто не валяется, те чешут языки, как бабы. Хватит болтать о мертвецах. Они уже где-то по дороге в рай. Им можно позавидовать. Для них все кончилось. А вот для наших друзей из долины все только начинается. И я им не завидую. Нет, не завидую…

И Чико поднес огонь к его сигаре.

О'Райли, вернувшись в дом, обнаружил на пороге малолетних поклонников. Один сидел на крыльце, двое были внутри комнаты.

За столом восседал Ли Броуди, молча потягивая текилу. Судя по запаху, стоявшему в комнате, выпито им было немало.

– Что ты прячешь в своих сумках, О'Райли? – спросил он, медленно выговаривая слова и глядя в стену. – Почему мои сумки никто не охраняет?

– Придет и твое время, – сказал О'Райли. – Спасибо, амигос. Идите домой.

Ему давно уже нестерпимо хотелось выпить виски из своей фляжки. Аромат текилы подстегивал в нем разгорающуюся жажду, но он не мог пить в присутствии мальчишек.

– Нет. Нам еще рано идти домой! – запротестовали ребята, подбегая к нему. – Пусть Карлито уходит, он еще маленький, а мы останемся охранять тебя до самой ночи.

– Это не дело, когда дети вечерами болтаются на улице, – произнес О'Райли назидательно. – В сумерках к человеку может незаметно подкрасться злой брухо [13]. Для взрослого он не страшен, а с ребенком может справиться.

– Мы не боимся брухо, – заявили мальчишки. – Мы позовем тебя, и ты застрелишь его из винчестера. В нашей деревне все мальчишки смелые, как ты и твои друзья.

– О да, – сказал Ли Броуди.

Он со стуком поставил на стол свою кружку и решительно отодвинул ее от себя.

– Хватит, – объявил он. – Сеньоры! Вы не возражаете, если я прилягу отдохнуть вот здесь, в уголке?

– Пойдем на крыльцо, – сказал О'Райли мальчишкам. – Я вас научу, как справиться с любым брухо без винчестера.

Он перешел площадь и сел на край фонтана. Мальчишки устроились прямо на землю у его ног и смотрели на него снизу вверх.

Ну вот, подумал О'Райли. Вместо того, чтобы спокойно выпить и прилечь отдохнуть, приходится нянчиться с чужими детьми.

Он ворчал сам на себя и отворачивался от мальчишек, стараясь спрятать смущенную улыбку.

Никогда еще этот черствый и одинокий человек не испытывал такого чувства. Знал ли он любовь? Его любила мать. Наверное, любил отец, хотя никак не проявлял этой любви, может быть, просто не успевал ее проявить. Маленький Бернардо наверняка любил родителей, но то была любовь бессознательная, щенячья.

Сам О'Райли никого никогда не любил, и, как ни старался, не мог себе представить такого чувства по отношению к другому человеку. Он любил простор и волю, любил крепкую выпивку, любил меткий выстрел. Как можно любить человека?

Убежденный католик, он понимал всю греховность своего заблуждения. Он знал свои обязанности и должен был любить ближних своих так же, как и его самого любит его Небесный Отец. Должен – но не мог.

Наверное, всемилостивый Бог в мудрости своей посылает тебе только то, что ты можешь выдержать. Ничье сердце не откроется навстречу Христу, пока Отец Небесный того не пожелает. В сердце О'Райли Иисус жил с детства. Бернардо советовался с ним, жаловался ему, иногда просил какую-нибудь мелочь, и Бог отвечал ему всегда. Но любви так до сих пор и не послал. Может быть, потому, что О'Райли и не просил ее? Или потому, что не был готов к ней?

Сейчас у его ног сидели на земле чужие дети. Худенькие мальчишки, черноглазые и смуглые, взъерошенные и чумазые. И в сердце Бернардо накатывала и отступала какая-то теплая волна.

Вот почему Отец наш не посылал ему любви до сих пор. Потому что он не смог бы ее вынести. Куда бы он делся от этой любви, если бы у него был дом, в котором ждали бы его вот такие мальчишки? Или, еще хуже, девчонки? Ему пришлось бы всю свою жизнь потратить на то, чтобы они были всегда сыты, одеты, здоровы. Как потратил свою жизнь отец…

Он вспомнил, как несколько лет назад его рота стояла в оцеплении индейского поселка, жителей которого переселяли в резервацию.

Индейцам не повезло – их поселок располагался на землях, богатых свинцовой рудой. Им предложили продать эти земли, но они отказались, потому что не понимали этого предложения, и ни один переводчик не мог им объяснить, что землю можно продать так же, как лошадь или иголку.

Тогда им предложили сдать свои земли в аренду на девяносто девять лет, но они и этого понять не могли – через девяносто девять лет на этой земле не останется ни одного участника сделки. «Как же мы можем решать за наших потомков?» – спросили индейцы.

И тогда им сказали, что Правительство и Народ Соединенных Штатов приказывают им покинуть эту землю и перебраться в другие края. Это индейцы поняли сразу, потому что приказ этот передала им армия.

Индейцы быстро собрались. А рота, в которой служил О'Райли, окружила поселок, чтобы индейцы двинулись отсюда в правильном направлении, на Север.

Разноцветные фургоны и волокуши вытянулись нестройной колонной на дороге, по измятой седой траве стелился дым от костров, на которых догорал оставшийся мусор. А на опустевшей вытоптанной поляне бегал мальчишка, гоняясь за рыжим остроухим щенком. Щенок, поджимая уши и елозя хвостом по траве, прятался от него то за поваленным забором, то за кучами золы. Это не было игрой. Щенок не хотел покидать место, к которому привык и которое считал своей территорией. Щенку не объяснишь, почему следует уезжать в резервацию. Это был глупый щенок. По всей видимости, его и оставили, потому что он никому не был нужен. Никому, кроме мальчишки, который за ним гонялся.

Старый индеец, стоявший у последнего фургона, повелительно выкрикнул короткую команду, и мальчишка, понурив голову, пошел к нему. Они забрались в свой фургон, погонщики закричали, засвистели, и колонна потянулась вдоль дороги к далеким синим горам. А щенок принялся бродить по поляне, обнюхивая круглые пятна, оставшиеся от индейских шатров. Пятна пахли жильем, но жилья уже не было.

«А если бы моих детей кто-то выгнал из дома? – подумал О'Райли, вспомнив того рыжего щенка. Мне пришлось бы драться. Как дерутся тысячи отцов по всему свету. Индейцы, филиппинцы, ирландцы. А если не хочешь драться, так не заводи себе детей. Ты не имеешь права на их любовь, если не готов драться за них».

О'Райли покачал головой и поднял с земли малыша Карлито, усадив его рядом с собой. Рикардо и Хуан тут же вскочили и, толкаясь, уселись с другого бока своего героя, спиной друг к другу, на широком бортике фонтана. Дно фонтана устилали прелая солома и сухие листья.