Джефф Питерс - Русский угол Оклахомы

— Надень. С этого часа ты работаешь на меня.

Крис осторожно взял значок за края и разглядел его.

— Значок помощника? Но здесь написано не «помощник», а «охранник».

— Какая разница? — Маккарти нахмурился, потому что своей неуместной наблюдательностью Крис наступил на его самую больную мозоль.

Дело в том, что и на шерифской звезде Лысого Мака тоже было написано не «шериф», а «охрана компании Берга». Горнорудная компания подменяла собой государственную власть в этих краях, куда государство еще не дотянулось. Если разобраться, то Маккарти был шерифом только на словах, и с точки зрения закона ничем не отличался от самозванца судьи Бенсона. С точки зрения закона он был обыкновенным наемным сторожем. Ну, может быть, старшим из сторожей. Ему платили только за то, что он охранял собственность компании. Правда, компании принадлежало все вокруг — и дома шахтеров, и их инструменты, и торговые лавки, и товары в этих лавках. А государство здесь не владело ничем, поэтому даже федеральный маршал 8Баррет, появляясь иногда в Крофорд-Сити, не мог командовать «шерифом» Маккарти.

— Неважно, что там написано, — сказал Лысый Мак. — Важно, что такой значок не каждому дозволено носить. Считай, что тебя приняли в компанию Берга. Теперь ты можешь застрелить любого, и тебе ничего не будет. Вот что значит вступить в охранники компании.

— Не знал, что это делается так быстро, — сказал Крис, пристегивая значок к рубашке. — Я слышал, что полагается приносить какую-то клятву.

— Можешь поднять руку и сказать «клянусь», если тебе так хочется. Лански, что ты говорил, когда я принимал тебя в помощники?

Лански поглядел в потолок.

— Клянусь три раза в неделю выходить в ночной патруль. Клянусь не стрелять по собакам и курам. И еще что? Клянусь не выпускать заключенных без разрешения шерифа. Кажется, все.

— Ну что, Крис, тебя это устраивает?

— Прошу дать мне испытательный срок, — сказал Крис. — Пока я могу поклясться только в одном. Я клянусь не стрелять по вашим курам.

Крис так тепло говорил о своем приятеле, что Лысый Мак заочно начал мне нравиться. Но нравился он мне только до тех пор, пока я его не увидел.

Один мой знакомый, дакота Громкий Шаг, когда-то учил меня, что у всех индейцев одинаковые лица, потому что они живут одинаковой жизнью, — жизнью своего племени. А у белых все лица разные, потому что каждый живет сам по себе. Он имел в виду, конечно, не разрез глаз и не длину мочки. Он говорил о том, что написано на человеческом лице.

На лице этого Лысого Мака было написано, что он тут не просто самый главный, а вообще единственный человек. Он глянул на меня с покровительственным презрением, а Джуда, похоже, даже не заметил.

Он уехал с Крисом, а мы с индейцем остались ждать эту копушу Энни. Наконец она вывалилась из дверей лавки с охапкой свертков и коробок. Мы переглянулись — и не тронулись с места. Она сама дотащила гору подарков до коновязи и скомандовала:

— Грузите все на своих лошадей! Скорее, а то рассыплется! Красный Орех, ну что ты смотришь?

Индеец неторопливо подошел к ней и подхватил падающую коробку.

— Тебе, Белая Сойка, надо было ехать на фургоне, — сказал он.

— Ну что ты ворчишь? Ты же сам знаешь, сколько там женщин и стариков, я никого не могу обидеть. Разделим поклажу на трех лошадей, ничего страшного, — говорила она, разбирая свои подарки на три неравные кучи.

— Что? — не выдержал я. — Мы поедем, как бродячие торговцы, по уши в коробках?

Джуд уже терпеливо обвязывал свои коробки длинным шнуром, но я не собирался плясать под дудку девчонки. Мой нож безжалостно расправился с разноцветными ленточками, и все эти гребешки, чашки и ремешки прекрасно разместились в свободной седельной сумке, а пару зеркал в металлической оправе я сунул в карманы жилета.

Энни молча собрала пустые коробки, обвязала их и подвесила к своему седлу.

Я понимал ее. Даже пустая коробка может стать прекрасным подарком для людей, которые живут под открытым небом и которые из-за своей бедности и гордости не заглядывают в галантерейную лавку.

Но ехать через открытую местность с таким грузом было вопиющим безрассудством. Энни Белая Сойка, наверно, не знала, как часто грабят людей даже в больших городах, где на каждом углу маячит полицейский.

Она поскакала впереди, мы с Джудом потрусили сзади, и его коробки смешно гремели в такт копытам.

— Почему она назвала тебя Красным Орехом?

— Это мое имя.

— А Джуд?

— Лукас назвал при крещении.

— Так ты крещеный?

— Мы все здесь крещеные.

Красный Орех… Наверно, так назвал его отец, когда увидел новорожденного сына, красного и сморщенного. А Белая Сойка — это уже не имя, а прозвище, которое получает каждый белый, кто входит в круг индейцев. Мои шайены называли меня «Человек — Повелитель Винчестера», причем не из желания подольститься, а просто чтобы указать на мою функцию в племени, я был у них кем-то вроде инструктора по стрелковому делу.

Пыля вслед за Энни по дороге, я размышлял об индейских именах. Когда-то я пытался объяснить Громкому Шагу, что имена белых людей тоже что-то обозначают. Белый человек получает обычно имя своего небесного покровителя. Меня, к примеру, назвали в честь святого Винсента, и он теперь все время за мной присматривает, иногда помогает, чаще просто предостерегает. Но Громкий Шаг не мог понять, что такое «небесный покровитель». Зато ему был понятен смысл имени его отца, которого звали Собачий Пес, «Шунка Блока» на языке сиу, а у меня в голове для такого понимания чего-то не хватало.

И тогда Громкий Шаг рассказал мне замечательную историю. Один из самых прославленных вождей народа сиу звался Бешеный Конь. Это был великий воин, непобедимый в бою. Белые смогли убить его, заманив на переговоры. Пятеро человек повисли на нем, часовой несколько раз ударил в спину штыком. Говорили, что пуля не брала Бешеного Коня. На лице его был заметный шрам, и шрам этот был как раз от пули. Когда-то в него стреляли с нескольких шагов, но он выжил. А стрелял в него индеец с очень интересным именем… Да, это была красивая история. Бешеный Конь, молодой и уже прославленный в боях и охоте, должен был стать вождем племени оглала. Но, на беду свою, влюбился в чужую жену. Бешеный Конь увез ее с собой в стойбище своих друзей. Ревнивый муж выследил их и догнал. Он подошел к костру, где в кругу друзей сидел Бешеный Конь с украденной женщиной. Он выстрелил в Бешеного Коня и увел жену с собой. Бешеный Конь остался жив, но теперь его уже не могли избрать вождем. И он стал только военачальником. А имя того индейца, который стрелял в него, было Нет Воды.

Нет Воды! Наверняка он однажды отказался поделиться водой. Может быть, я рассуждаю в манере другого индейца, которого звали Сам Знаю, но для меня этот Нет Воды уже навсегда останется жадным и мстительным типом. Кстати, говорят, что стрелял-то он все-таки не из-за ревности, а за деньги. Белые заплатили ему за голову молодого вождя, но, как оказалось, поторопились. Сомневаюсь, что Нет Воды вернул им неустойку.