Евгений Костюченко - Шайенский блюз

Медведь, сидевший рядом, легонько подтолкнул его в бок, и Степан вытянул дрожащую руку с трубкой.

— Ахата! Ты мудрый человек. Ты видишь то, что недоступно нашим глазам. И знаешь больше, чем могу знать я. Дай мне совет. Я хочу просить Великого Духа о помощи. Я хочу избавиться от болезни. Подскажи, что мне делать.

Горбатый Медведь успел подхватить трубку, выпавшую из непослушных пальцев, и по кругу передал ее шаману. Ахата благодарно поклонился. Он направил чубук трубки кверху, а потом опустил руку — так шаман предлагал покурить Отцу, живущему на небе, и Матери-земле. Затем он поджег лучину от костра и раскурил трубку. Никто не шелохнулся. В тишине было слышно только причмокивание и сопение шамана. Наконец, он затянулся и выпустил облако дыма.

— Хороший табак у тебя, Зимний Туман. И охотник ты тоже хороший. Все помнят, как ты пришел в племя и бросил убитую медведицу к ногам женщины, которая стала твоей женой. Ты белый человек. Наш Великий Дух не слышит голосов белых. Но я помогу тебе, потому что ты с нами. Так примем же пищу, посланную нам, и воскурим наши трубки.

Не дожидаясь нового приглашения, шайены начали пир. Застучали по деревянным тарелкам ложки, сделанные из бизоньего рога, воздух наполнился ароматом тушеного мяса и приправ. Степан сидел неподвижно, сложив руки на коленях. Ему не полагалось есть, да и не хотелось.

— А где мои? — спросил он у Майвиса.

— Мальчишки сооружают парилку для тебя. Не бойся, они не останутся голодными.

Всю ночь Степан просидел с открытыми глазами, глядя в костер, и всю ночь рядом с ним находились двое шайенов. Они сменяли друг друга, и каждая новая пара начинала новые молитвы. Знакомые слова — Отец, Великий Дух, земля, бизон — переплетались с незнакомыми, повторяясь то громче, то тише. Он ничего не понимал, кроме одного — они молятся о Зимнем Тумане.

Утром Степана вынесли из типи и уложили на шкуру, расстеленную возле пирамиды из поленьев. Он увидел, что за ночь на поляне появилась не только эта пирамида. Чуть дальше стояла полукруглая палатка, перед ней высился земляной холмик, на котором лежал огромный череп бизона.

Послышались негромкие женские голоса. Степан увидел, что из рощи выходят шайенки. Их длинные белые рубахи касались травы, а лица скрывались за распущенными волосами. Он еще успел увидеть, что рядом с ним расстилают вторую шкуру, а потом на его лицо легла черная полоска ткани.

Прохладные мокрые пучки травы щекотали кожу. Он понимал, что его тело раскрашивают. Рядом, судя по всему, такой же процедуре подвергалась девушка, которая будет играть роль его жены. Ему захотелось ее увидеть, хотя бы краешком глаза, и он повернул голову, но кто-то бесцеремонно ухватил его за нос.

— Не шевелись, брат, рисунок испортишь, — пророкотал низкий голос Майвиса.

— Могу я познакомиться с женой?

— Да ты ее знаешь.

— А она меня?

— Да не вертись ты. Потом налюбуешься. А сейчас ей все равно нельзя произносить ни слова.

На бедра Степана шлепнулась жидкая грязь, и Майвис принялся втирать ее в кожу.

— Готов. Вставай.

Гончар дернулся, но смог только повернуться на бок, опираясь на локоть. Сильные руки подхватили его и поволокли к полукруглой палатке. Внутри она была устлана толстым слоем полыни, а в середине возвышался холмик из разноцветного песка. На полынной подстилке уже сидел Ахата. Степан, вспомнив инструкции, подполз к нему, волоча за собой ноги, и сел рядом. Ему приходилось нагибаться, чтобы не задевать затылком ивовые прутья, из которых состоял каркас палатки. Он догадался, что на песчаную середину будут уложены раскаленные камни, которые надо будет поливать водой. О том, что индейцы используют для магических ритуалов камни, огонь и воду, Гончар слышал давно, но до сих пор ему не приходилось париться в шайенской сауне. «Вот и хорошо, — подумал он, неожиданно развеселившись. — Чисто русский подход. Универсальное средство от всех болезней — парилка. Сюда бы еще кружку пива да малюсенькую воблу. Только где ж ее возьмешь, в Америке-то? Если буду жить, займусь разведением воблы».

— Ахата, у меня беда, — шепнул он, чтобы его не услышали снаружи. — Что я должен сейчас делать? Извини, забыл. Вылетело из головы.

Шаман приложил ладонь к губам:

— Никаких слов. Никто не говорит.

Гончар кивнул и удовлетворенно закрыл глаза. Он и сам не любил, когда в парилке начинались разговоры. Париться надо в благоговейной тишине, чтобы было слышно, как капельки пота падают на душистые доски…

За стенами палатки загудело пламя, затрещали сухие сучья. Через минуту забили барабаны, и шайены затянули монотонный мотив.

Кто-то вошел в палатку, и Степан приоткрыл глаза. Девушка-шайенка стояла на коленях у входа, протянув к шаману трубку и четыре стрелы. Ее черные гладкие волосы двумя крыльями опускались на плечи.

Гончар мысленно поблагодарил Майвиса за то, что тот выбрал ему такую милую «жену». Но тут же вспомнил, что она должна быть раскрашена так же, как «супруг». А эта девушка была в белой рубахе. Значит, она — жена наставника, то есть шамана. «А жаль, — вздохнул Гончар. — С этой было бы не так скучно париться».

Он снова отключился от происходящего. Девушка исчезла, Ахата бубнил свои молитвы и что-то чертил на песчаном круге, а Гончар сидел, покачиваясь под ритм шайенской песни, и вспоминал, с кем и когда он последний раз ходил в баню. Уже и не вспомнить…

Шаман легонько тряхнул его за плечо.

— Пора. Сейчас ты отправишься по Пути Бизона. Жена будет сопровождать тебя. Запомни все, что увидишь в пути. Тебе это пригодится.

Он вышел. Сразу же в палатку, стоя на коленях, пробрался Майвис. Он держал на деревянной подставке три обугленных булыжника, от которых несло жаром. Бережно сбросив камни в яму посреди песчаного круга, он подмигнул Степану и выбрался наружу. Следом за ним в палатку заглянули еще несколько шайенов, и над песком выросла горка раскаленных камней. Когда в палатке стало по-настоящему жарко, полог снова откинулся, и внутрь вошла, опустившись на колени, девушка с распущенными волосами. Ее хрупкое тело было покрыто алой краской с коричневыми узорами, а бедра обернуты черной тканью. Низко опустив голову, она прикрывалась скрещенными руками. Перед ней стоял широкий кувшин с водой.

— Эй, жена, а кто будет поливать камни? — шепнул Гончар.

Она вскинула голову и вытянула руку, зажимая ему рот.

— Ни слова!

Степан помнил, что должен молчать. Да он и без напоминаний не мог бы говорить, потому что просто онемел. Но одно-единственное слово все-таки вырвалось из его груди само собой:

— Милли!

Степан Гончар слышал множество рассказов о том, каким изощренным пыткам подвергают индейцы своих пленников. Но на долю Мелиссы выпала, наверно, самая невыносимая — пытка молчанием. Немудрено, что она ее не выдержала.