Евгений Костюченко - Шайенский блюз

— Мне, значится, овса бы, — важно сказал Гончар. — Лейтенант Хиггинс строго-настрого приказали. Коня зря не гонять, холить и лелеять, овса давать от пуза. Пока жеребец не отдохнет, никуда не трогаться.

— Хочкис! — Крэк хлопнул в ладоши. — Жеребца накормить, солдата напоить. И чтоб через полчаса обоих тут не было!

Он снова взялся за карты, и каратели моментально притихли.

— Продолжим, джентльмены?

Еще несколько секунд Гончар стоял у порога, пока не убедился, что на него уже никто не обращает внимания. Разговор с олухом-кавалеристом был окончен, и присутствующие занялись куда более важным делом.

Он вышел из хижины и направился к лошадям. Рядом с ящиком для корма стоял початый мешок овса, и Гончар высыпал его весь, до последнего зернышка, и подвел к ящику вороного и Тучку. Он знал, что заберет кобылу с собой. Выкупит, или договорится как-нибудь еще, но заберет. В нем вдруг вспыхнула надежда — может быть, лошадь отстала от табуна, когда Майвис уводил девчонок с Червивой Горки? Нет, это невозможно. Тучка не могла бросить хозяйку.

«Лучше не думай об этом, — приказал он себе. — Думай о том, как поскорее найти Медведя. Каратели оседлали северную дорогу? Тем лучше. Вот на них-то ты и можешь отыграться за всё. А сейчас тебе надо тихо и спокойно, незаметно и скромно уйти отсюда. Тихо и спокойно. Тихо и спокойно».

— Эй, солдат! Вижу, ты сам управился. — Хочкис поднял с земли пустой мешок. — А не лопнет твой жеребец-то? Чужого добра не жалко, да?

— Чья это кобыла? — спросил Гончар, поглаживая Тучку. — Лейтенант заказал достать для него как раз такую. Он и денег дал.

— Денег? Сколько?

— А сколько она стоит?

Хочкис похлопал кобылу по крупу:

— Такой лошади цены нет.

— Я знаю, — кивнул Степан. — Она твоя?

— Ну да. С прошлой ночи — моя.

— Дам тридцать долларов.

— Рехнулся, солдатик? Это шайенская лошадь! Лазает по горам, как козочка, а в степи несется, как почтовый экспресс!

— Да ну? — Гончар недоверчиво хмыкнул. — А ты не шутишь? Откуда у тебя шайенская лошадь?

— В карты выиграл!

— Сорок.

— Семьдесят.

У Степана было больше чем семьдесят долларов, и он мог бы не торговаться дальше. Но ему хотелось поговорить с Хочкисом.

— Даю пятьдесят, а ты расскажешь, кто был ее хозяином раньше.

— Тебе не все равно?

— Некоторые очень переживают из-за проигрыша. Вдруг старый хозяин увидит лейтенанта на своей кобыле? Как бы мне потом не пришлось отдуваться.

— Вот за это не волнуйся, — ухмыльнулся каратель. — Старый хозяин умер. В общем, шестьдесят, и седло в придачу.

— Умер, говоришь? — Степан поправил стремя. — Похоже, он был не очень-то высоким.

— Он? Ну да, коротышка. Как девчонка. Так ты берешь ее?

— Беру, беру.

Он полез в карман за деньгами. Из открытого окна заорали:

— Хочкис! Ты играешь или нет! Твоя ставка!

— Иду! — Хочкис протянул руку. — Гони монету и вали отсюда.

Пересчитав засаленные бумажки, каратель довольно оскалился:

— Ты не прогадал, солдат. Лошадка смирная, твой лейтенант останется доволен. На ней раньше баба ездила. Хиггинсу такая кляча в самый раз. Она умная. Если он сверзится, будет стоять рядом, не убежит.

И снова рука сама потянулась к кобуре. «Дай ему уйти! — приказал себе Гончар. — И сам уходи! Немедленно!»

— Будь здоров, солдатик.

— Постой, — задержал его Степан, борясь с искушением. — А что случилось с хозяйкой?

— Далась тебе эта хозяйка! Шайенка она была, понял? Удирала от нас, табун уводила. Табун увела, сама пропала. Заманила нас на скалы, кобылу бросила и смылась.

— Смылась? — переспросил Гончар, и голос его дрогнул. — Смылась… Но ты говорил…

Хочкис неправильно понял его волнение.

— Смыться-то она смылась. Но ты не сомневайся. Ее лавина накрыла, у нас на глазах. Сами еле ноги унесли. Так что, говорю тебе, не сомневайся, никто к твоему лейтенанту приставать не будет. А теперь вали отсюда. Меня парни заждались.

Он хлопнул Степана по плечу и надвинул ему козырек кепи на нос. Захохотав, Хочкис ушел в хижину.

А Гончар замер, обняв Тучку.

Пора уходить. Тихо и спокойно. Отомстить ты всегда успеешь. А сейчас тебе надо уходить.

Он подошел к окну, откуда несло запахом застарелого пота. Все каратели собрались вокруг стола. Они сбились в кучу, наклонившись и рассматривая что-то.

— Надо же, чего только не возят с собой шайенки!

— Говорю тебе, она была белая!

— Иди проспись. Тебе ночью все девки белые.

— Неужто она могла стрелять из такого кольта? Да еще со спиленной мушкой? Нет, парни, чует мое сердце, девка просто села в чужое седло. Не хотел бы я встретиться с тем, кто держал этот кольт в руке.

«Это они копаются в моей сумке, — равнодушно подумал Степан. — Кольт не пропал. Хорошо, что Майвис его сохранил».

— Что там еще? О, вот этим уже можно и расплатиться!

— Цепочка золотая, да слишком тонкая. Крестик какой-то хилый. Нет, дружок, пять баксов за такую мишуру, не больше.

— Это же золото, Крэк! Ты посмотри, какая работа. Даже написано что-то на распятии! Каждую буковку видно!

«А это они достали мой нательный крестик», — подумал Степан и вспомнил, как долго выбирал его в лавке Никольского собора. Когда он очутился в Небраске, все его вещи исчезли. Кроме одежды, складного ножа и вот этого крестика, который сейчас рассматривают каратели.

Тихо и спокойно вошел он в хижину. Негромко свистнул, чтобы они оглянулись: не хотелось стрелять в спину.

Он держал обе руки на уровне лица, и целился быстро, но аккуратно. Шесть выстрелов с каждой руки, револьверы по карманам. Взял со стола свой кольт и добил Крэка. Тот медленно сползал по окровавленной стене, сжимая дымящий револьвер.

Все, что было рассыпано на карточном столе, он сгреб обратно в сумку. Надел крестик. Опрокинул железную печку, и ногой отпихнул тлеющие угли под лавку, где лежали свернутые тюфяки. А потом тихо и спокойно покинул загоревшуюся хижину, ведя в поводу свою верную Тучку.

Так же спокойно и неторопливо он проехал по знакомым улочкам Гарленда. На террасе «Приюта ковбоя» сидели шестеро «красноногих». Один наигрывал на губной гармошке, остальные дремали, вытянув ноги на перила. «Вот этих я не трону, — строго сказал себе Гончар. — Они получат свое в следующий раз. Интересно, а почему я так долго тянул с Крэком? Я ведь знал, что все равно убью их всех. Почему же тянул? Да я боялся! Ну да. Боялся схлопотать шальную пулю. Если бы меня продырявили, как бы я мог выручить Медведя? А если боялся, то почему все-таки убил их? Потому что кое-чего я боялся еще больше. Боялся, что никогда не смогу отомстить за Милли».

Отомстить? Разве она погибла? Степан не верил, что ее больше нет. Он слишком долго искал ее, чтобы так быстро потерять, даже не увидев.