Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка

— Дело поставлено с размахом, — сказал Брикс, из-под ладони разглядывая даль. — Из фургонов выгружают мотки колючей проволоки. Если бы они могли работать ночью, к утру вся прерия была бы огорожена.

Он повернулся в седле, обводя взглядом волнистую линию холмов.

— Переночуем здесь, — сказал он. — Рядом с землекопами. Они наверняка не поедут отсюда на ранчо, чтобы время не терять.

— Переночуем? — удивился Кирилл. — Ты не очень-то спешишь в Каса Нуэва.

Вместо ответа Энди кивнул в сторону заката.

— Видишь дымы?

Кирилл пригляделся и увидел две тонкие вьющиеся нити, косо поднимающиеся над линией холмов. На фоне пепельно-розовых облаков дымы казались зелеными.

— Ну, вижу. Что-то горит, — сказал он. — Может, такие же землекопы сидят и жгут костры.

— Это команчи.

— Как ты их разглядел?

— Я разглядел следы неподкованных копыт, — сказал Энди. — Если б мы шли пешком, я бы не остановился. Но двух всадников команчи не пропустят. Очень уж они любят лошадей, особенно чужих.

— Может, рискнем? Неужели мы не отобьемся? У нас столько оружия…

— Спящему никакое оружие не поможет, — усмехнулся Энди. — Мы с тобой заснем у костра. И если повезет, наутро проснемся. Без лошадей. И без скальпов. Нет уж, в прерии лучше ночевать в большой компании.

На ночь к стоянке землекопов подтянулись четыре грузовых фургона, и их поставили квадратом. В проемах сгрузили мотки колючей проволоки. Внутрь квадрата завели лошадей, люди расположились в фургонах, а у костра остались ночные дозорные.

Энди и Кирилл расстелили свои одеяла под колесами фургона. Брикс принялся похрапывать, как только коснулся головой седла. А Кирилл еще долго прислушивался к ночным разговорам.

Его будоражили рассказы о налетах апачей на одинокие фермы и караваны переселенцев. Больше всего пугало в рассказах то, что с апачами невозможно было договориться. Они не отказывались от переговоров, но парламентеров подпускали только на расстояние прямого выстрела, и на белый флаг отвечали пулей.

Дозорные сидели так, что низкое пламя не освещало их. Толстые ветки и сухие корни горели между валунами, и умело устроенный костер отгонял яркими отблесками черноту ночной прерии, но не задевал своим светом ни тех, кто сидел у него, ни фургонов за их спинами.

Со стороны могло показаться, что у огня переговариваются невидимки.

— И откуда взялись тут апачи? Не было их здесь никогда.

— Говорят, их согнали с земли. А жили они в Калифорнии.

— Ну, так пусть и разбойничают в своей Калифорнии. При чем тут наши фермеры?

— Ты думаешь, они только фермеров грабят? От них всем достается, и белым, и индейцам. Это же апачи. Они только грабежом и живут.

— Бандиты, одним словом. Перебить их всех до единого надо.

— Они не бандиты, — прозвучал снисходительный голос. — Они живут так, как их заставляют жить. Им всю жизнь приходилось воевать с мексиканцами. Когда мы пришли в Техас и Нью-Мексико, апачи нас приняли. Среди них даже сейчас много мирных.

— Как и среди нас.

Дозорные засмеялись. Их короткий смех вдруг оборвался, и они вскочили на ноги, сжимая свои карабины. Кирилл тоже насторожился под фургоном. В темноте послышался перестук множества копыт.

Дозорные быстро залегли за фургонами, у костра остались только три кружки, над которыми еще поднимался пар.

Громкий ковбойский выкрик «йя-аху!» прозвучал в темноте, предупреждая дозорных о том, что к ним приближаются свои. В свете костра остановились кони, сверкая зубами. И пятеро всадников спрыгнули на землю, громко бряцая шпорами и оружием.

— Вылезайте, хватит прятаться! — насмешливо проговорил один из них, и Кирилл узнал по голосу длинноносого ковбоя, чей карабин сейчас лежал у него под боком. — Эй, Васкес! От кого ты таких крепостей понастроил?

— От любителей покататься на чужих лошадях, — выходя на свет, сказал один из дозорных.

Он снова сел к костру и поднял с песка свою кружку.

— Томми, заведи коней за фургоны, — распорядился длинноносый. — В этой гостинице конюшня внутри, а люди спят снаружи, как собаки.

— Ты зря ехидничаешь, — сказал один из всадников. — Индеец может увести лошадь даже днем, и ты ничего не заметишь. А про ночь я и не говорю. Может, сейчас вокруг нас уже залегли команчи.

— Я бы их носом учуял. Томми, поставил лошадей?

— В уголок, всех рядом.

— Это хорошо. Пегую не видел?

— Там она. Я ее враз узнал. Шея белая, круп бурый. Седло мексиканское, чепрак под седлом меховой.

— Я так и знал! — Длинноносый сел на корточки у костра и, плюнув в костер, спросил дозорных: — Вы, парни, знаете, чья кобыла у вас ночует? Это лошадка Фрэнка Келси.

— Да ну. А где он сам?

— Мы попросили его держаться подальше. Очень хорошо попросили. Так что больше вы его не увидите.

Всадники расселись вокруг огня. Кирилл, прячась за колесом, разглядывал своих врагов.

— Я еле-еле дотерпел, когда их компания подъезжала к колодцу, — качая головой, говорил один. — Руки так и чесались, чтоб разрядить в этого щеголя весь магазин.

— У Фрэнка из спины вылетел здоровый кусок мяса, — вторил ему другой. — Я сам видел, как он прилип к ограде колодца…

— Жалко, что остальные успели залечь за оградой.

— Да, ограда их спасла. Было бы нас тогда побольше, мы б их не выпустили.

— Ничего-ничего. Неплохо мы их проучили. Будут знать.

Длинноносый отошел от костра и направился к лошадям. Походив среди них, он вернулся и сказал:

— Да, пегая та самая. И вороная на месте. Кто на них приехал?

«Чего он хочет? — думал Кирилл. — Навалиться на нас, пока мы спим? Тогда к чему все эти разговоры? Он уже узнал лошадей, что еще ему нужно? Сейчас землекопы покажут ему, где мы легли, и все. Надо бы разбудить Брикса…»

Но он не стал будить приятеля. Почему-то ему казалось, что длинноносый Мендоса вовсе не стремится затевать свару.

— Кто на них приехал?

— Не наши. Двое парней с нами ночуют, — сказал дозорный.

— Что за парни? — спросил длинноносый. — Один постарше, второй совсем мальчишка?

— Точно. Ты их знаешь?

— Не ваши, значит… — Мендоса оглядел своих стрелков и сказал: — Ну, пусть двое. Двое так двое. Как же вы их пустили к себе, и даже не спросили, кто они такие?

— А зачем спрашивать? — прозвучал снисходительный голос того из дозорных, кого называли Васкесом. — Я и так вижу, что они не индейцы, не торговцы и не городские бездельники.

— Да, — язвительно протянул длинноносый, — в этой гостинице вход свободный.

— Конечно, — сказал Васкес. — Даже тебе, Мендоса, найдется место. Устраивайся со своими вон в том фургоне, там никого нет.

— Куда они едут?

— А мне-то какое дело?

— Предупреди их, чтоб не портили изгородь. За покушение на собственность у нас могут и повесить сгоряча. Есть дорога, пускай пользуются. Пока.