Евгений Костюченко - След мустанга

Там, в Техасе, он познал наслаждение более глубокое, чем давала игра. Ему не надо было прилагать никаких усилий. Он ничем не рисковал. Он просто стоял на галерее и глядел вниз, в игровой зал, где десятки идиотов, возбужденно сопя, выкладывали свои денежки на стол, а потом с тоской провожали их взглядом — а денежки уплывали в карман Джона Лагранжа.

Но счастье было недолгим. Партнер забыл предупредить его, что игра в салунах была под запретом. Однажды через городок проезжал отряд рейнджеров. Почему-то им вздумалось заглянуть именно в заведение Джона. Столы были превращены в дрова и щепки, касса конфискована, а Лагранжу надели наручники.

Приговор суда потряс Джона своей несправедливостью. Год тюрьмы! Его погрузили в вагон вместе с убийцами, насильниками и самогонщиками. И поезд тронулся со скоростью черепахи. На каждой остановке вагон задерживался надолго. Его отцепляли и отгоняли в тупик. Наконец, конвоиры приводили новых обитателей, звенящих кандалами, и путешествие продолжалось.

Целый месяц тюремный вагон тащился по Техасу, а в Оклахоме застрял на неделю. Лагранж прикинул, что к тому времени, когда они достигнут федеральной тюрьмы, срок заключения, пожалуй, истечет. Но его расчеты не оправдались.

Как-то ночью в тупике, где вновь застрял вагон, прозвучало несколько выстрелов. Дверь откатилась, и в проеме показался человек с факелом. «Вы свободны, — сказал он. — Кто желает работать на Боба Клейтона, выходите. Остальные — катитесь ко всем чертям».

Джон не желал работать на какого-то Клейтона. Он вообще не желал работать. Но бежал вместе со всеми, продираясь сквозь камыши и топи. И вместе со всеми оказался на островке, где их ждал новый хозяин. Каждому из беглецов был задан только один вопрос — что он умеет делать. Имя, возраст, происхождение, и даже причина, по которой был осужден — никого не интересовало. «Что ты умеешь делать?» — спросили у Джона Лагранжа.

И он понял, что зря увязался за всеми. Его спутники умели работать на ранчо, готовить обед, охотиться, строить дома, нашелся даже один аптекарь. Джон Лагранж умел лишь тасовать карты и стрелять. «Дай мне пушку, и я покажу, что умею», — ответил он.

Ему дали револьвер. Он откинул барабан и пересчитал патроны. Их было только два. Лагранж огляделся и стянул шляпу с соседа. Тот дернулся, но быстро успокоился, едва ствол коснулся его лба.

Конечно, можно было пожертвовать и собственной шляпой. Но она была черной, а соседская — белой. Весьма существенное различие, потому что дело было ночью, и Джону не хотелось рисковать репутацией.

Он подбросил шляпу, и она вернулась на землю, украшенная двумя дырками.

«Можно было и не стрелять, — сказал Боб Клейтон и повернулся к своим людям. — Этот останется с нами. Остальных гоните на ранчо».

Так Джон Лагранж стал служить в охране мясного барона. Самого же Скотта Форсайта он увидел нескоро. Прошло, наверно, с полгода, когда Лагранжа привезли на центральную усадьбу и подвели к боссу. «В Аризоне разыскивается киллер по кличке Мутноглазый», — сказал босс, стоя на крыльце.

У Джона дрогнули колени. Зря он покинул тюремный вагон, ой, зря…. Получить год за незаконный игорный бизнес, да еще прибавить полгода за попытку побега — такое наказание показалось сущим пустяком по сравнению с тем, что грозило ему за все аризонские делишки.

«Говорят, он убивал только для того, чтобы погасить карточные долги, — продолжал босс. — В конце концов ухлопал своих кредиторов и удрал в Техас. Как бы ты поступил с таким грязным типом?»

«Я бы предложил ему грязную работу», — ответил Лагранж.

«Работа есть работа, — сказал босс. — Ее можно сделать грязно или чисто».

«Моей работой все оставались довольны».

«Заходи», — сказал Форсайт и распахнул перед ним дверь.

Кличка «Мутноглазый» казалась Лагранжу немного обидной. Его и самого раздражала собственная физиономия, когда он смотрелся в зеркало — на смуглом лице под шапкой черных волос серые глаза казались мутным бельмом. Однако он никогда не забывал, что этим прозвищем его наградил сам Джонни Ринго, знаменитый киллер, когда они сидели вместе в тумбстонской каталажке.

Ринго поделился с ним кое-какими адресами, дал рекомендации, и с тех пор Лагранж никогда не сидел без работы.

Он так и не узнал, откуда Форсайту стали известны такие подробности его биографии. Да это его и не волновало. Мутноглазый не любил лишних вопросов.

— Смотри, что я нашел, — сказал Форсайт, показывая фотокарточку Рябого. — Мерфи не тратил время зря. Хорошо, что мы его опередили. Узнай у Лански, куда увезли этого дурака. И отправь за ним людей.

— Мы еще не закончили, — сказал Лагранж. — Осталось пошарить в салуне Бенсона и пройтись по баракам.

— У тебя достаточно ребят. Отправь за Рябым двоих.

— В прошлый раз мы отправили за ним троих, — напомнил Мутноглазый. — Они до сих пор не вернулись. Нет, босс, закончим с поселком, и двинемся всей командой.

— Мне бы не хотелось, чтобы его нашел кто-то другой, — сказал Форсайт. — Например, маршал.

— Даррет поехал в город. Сказал, что ему тут нечего делать. И уехал.

Форсайт снова погрузился в чтение шерифских бумажек. Лагранж стоял перед столом.

— Сэр?

Мясной барон поднял взгляд:

— Ты еще здесь?

— Будут ли другие указания?

— Я же сказал — отправь людей за Рябым. Ему надо заткнуть глотку.

— Эй, джентльмены! — послышался голос из-за решетки.

В клетке для задержанных стоял небритый фермер, держась за прутья.

— Чего тебе? — спросил Лагранж.

— Мерфи сказал, что меня надо выпустить. Так, может быть, кто-нибудь отопрет, наконец, решетку?

— Мало ли что сказал Мерфи, — процедил Мутноглазый. — Сиди и не шуми. Разберемся и с тобой. Со всеми разберемся.

Он вышел из участка, крайне раздосадованный. Босс, видимо, собрался торчать тут все время. Будто нет у него других дел.

В его присутствии Лагранж чувствовал себя скованно. Боялся что-то сделать не так. И не сомневался, что все равно босс найдет к чему придраться. И останется недоволен. Вечно он недоволен.

Однако настроение Лагранжа быстро улучшилось, стоило ему увидеть, как толпа ковбоев ведет к нему Томаса Мерфи.

Мерфи надо было бы повязать сразу, но Форсайт запретил это делать, пока в поселке околачивался маршал. Пришлось дожидаться удобного момента.

Бывший шериф выглядел слегка потрепанным. На нем не было шляпы, и рубашка лишилась одного рукава. У ковбоев, висевших на Мерфи, вид был тоже неважным — окровавленные физиономии, разодранные рубахи, а одного даже волочили под руки.

— Что за дела? — сердито спросил Мерфи, когда его подвели к участку. — За что меня схватили?

— Джон, мы ему спокойно говорим, мол, пройдем в участок, — задыхаясь, начал докладывать один из ковбоев. — А он — драться!