Луис Ламур - Как был покорен Запад

— Мэм…

— Ева…

— Ева, я старый грешник. Закоренелый, черный грешник. И в Питтсбург я еду, чтобы грешить снова. Жду не дождусь, пока попаду туда. Ты пойми, скорее всего, весь первый месяц я буду пьяный в дым, не смогу вспомнить шлюшку, с которой развлекался, или человека, которого порезал просто так, потому что У него морда противная — а уж тебя и подавно не вспомню.

В глубине души Ева знала твердо, что это — ее мужчина. Как-то девушки умеют это определять. И сейчас она сражалась за того, кто ей нужен, о ком она всегда мечтала. Она вовсе не была уверена, что пустила в ход именно то оружие, что нужно, у нее не было опыта, который бы помог ей, но она знала, что должна выиграть свою битву здесь и сейчас.

«Я поступаю бесстыдно», — подумала она, но ей припомнились слова одной женщины: мужчина женится по случайности, женщина выходит замуж по своему плану; каждый мужчина в душе бродяга, странник, и не захочет по доброй воле расстаться со своей свободой, с правом бродяжничать.

Каждой женщине нужен дом, защита для себя и для детей, которых она выносит… поэтому, когда встречаются мужчина и женщина, всегда идет эта битва, не столько за то, чтобы завоевать мужчину, сколько за то, чтобы удержать его, когда он уже завоеван. А у нее на это не было ни недель, ни дней, ни даже часов… у нее были только минуты.

— Лайнус, скажи мне… ты еще чувствуешь на губах этот поцелуй? Или это только у меня так? Хочешь ты забыть его? Хочешь ты уйти прочь?

— Что ж ты со мной делаешь? Я чувствую себя как человек, который повстречался с медведем гризли на узкой тропе… тут уж никак не сделаешь вид, что не заметил…

Он снова шагнул к ней, а она не сдвинулась с места — стояла, подняв лицо, спокойная, уверенная, гордая… и тряслась от страха…

За час до рассвета было тихо и холодно. Зебулон Прескотт осторожно выбрался из-под одеяла, так, чтобы не разбудить Ребекку. Он сделал это с ловкостью, выработанной за многие годы, потому что привычка вставать рано глубоко въелась в его натуру. А жене нужно отдыхать… путешествие для нее — тяжкий труд, как си ни пытается облегчить ей этот труд…

В штанах и нижней сорочке, со спущенными помочами он направился к реке с жестяным тазиком для умывания в руках. Оба плота были на месте, как и положено, но каноэ исчезло. Он прошел по плоту, наклонился, чтобы зачерпнуть тазиком воды, и замер — его поразила неожиданная мысль.

— Ева! — крикнул он и выпрямился. В голосе его смешались страх и изумление. Он посмотрел в сторону навеса, где спали девочки. — Ева?..

Из-под одеял вынырнули головы, Харви сел, глядя на него. Сэм выпростал ноги из постели и принялся натягивать сапоги.

Зебулон выронил тазик и кинулся на берег, к навесу. Его охватил страх. Но тут Лилит откинула кусок брезента, который служил занавеской.

— Что случилось, папа? Что-то не так?

— Можешь ты мне сказать, где твоя сестра? — спросил он, и в голосе его звучал нарастающий гнев.

Брезент снова откинулся, и наружу шагнула Ева, убирая назад волосы.

— Папа? Что случилось?

— Э-э… так ты все еще здесь! — сказал он запальчиво. — А я уж думал, ты уехала с этим… этим траппером!

Она посмотрела на реку. Место рядом с плотом было пусто. Каноэ исчезло. Лайнус уплыл…

— Я видел, что ты вертелась вокруг него, но сказал себе, что, по крайней мере, ты наконец обратила внимание на мужчину… пусть хоть такого тощака копченого… да разве это мужчина? Так, струйка дыма…

У нее на глаза навернулись слезы. Лайнус уплыл… «Я пыталась… что еще могла я поделать? Я хотела, чтобы он остался, я старалась удержать его рядом с собой…»

— Так ты по нем слезы проливаешь? Это что же должно означать? — у Прескотта вновь нарастали подозрения. Он схватил ее за плечо. — А, ну, говори, — почти кричал он, — что это значит?

— Ничего, па… Лайнус уплыл, вот и все…

— Когда ты легла спать?

— Рано было, — мигом соврала Лилит. — Я еще не спала,

Ева подняла голову.

— Нет, не рано. Я легла поздно.

— Дочка, — голос Прескотта звучал сурово. — Я задам тебе только один вопрос. Было что-нибудь такое, из-за чего мы с мамой должны тревожиться?

— Нет… нет, папа. Ничего такого не было.

Ева нырнула под навес, взяла тазик и пошла к реке вместе с Лилит. Под деревом, где она устроила для него ложе, остались только сложенные ветки. Одеяла исчезли.

— Лилит… смотри! — Ева обошла вокруг дерева и показала рукой. На стволе были глубоко вырезаны два сердца — совсем недавно. Их соединял глубокий разрез в коре. Лилит смотрела с интересом — и с завистью.

— Ты говоришь… ты хочешь сказать, что действительно заставила взрослого мужчину сделать это? И эти нелепые слова говорить ты его тоже заставила?

— Да… точь-в-точь как в книге. И, кажется, ему это понравилось.

— Ева Прескотт, ты врешь почище, чем твой папаша! Ты сама вырезала эти сердца!

— Не стану говорить, что мне не пришлось подлизаться, но все же он это сделал. Он сказал, что это случай серьезный, все равно что проходить речной порог без весла.

— Но это все-таки не удержало его рядом с тобой! Я так думаю, он согласился на все эти глупости, лишь бы поскорее от тебя отвязаться и удрать. Ты ж знаешь, какие они, эти бродяги… вовсе им не хочется оставаться на одном месте. Считай, тебе повезло, что он уплыл. Или ты хочешь бродить всю жизнь, как какая-нибудь скво? Как индейская женщина? Видать, к таким он только и привык.

— Я увижу его снова, — сказала Ева с глубокой убежденностью. — Я знаю это… и, во всяком случае, у него нет жены и шестерых детишек. Пока что нет!

Вечер опустил на реку прохладу. Солнце садилось у Лайнуса за спиной, косые лучи окрасили потемневшую воду реки угасающими цветами. Обрывистые берега теперь поднимались выше, стволы лесных деревьев сливались в сплошную черную стену, хотя верхушки все еще выделялись неровной линией на фоне неба.

День тянулся медленно. Течение казалось более сильным, чем прежде, а может быть, он греб не так усердно. Его раздражало, что мысли, помимо воли, все возвращались к этой девушке на последней стоянке. Обычно его разум был кристально чист и открыт для восприятия впечатлений, предостережений, признаков опасности. Инстинктивно он улавливал каждую перемену света и тени, любой намек на движение…

— Да, это женщина что надо, — сказал он вслух. — Будь я из тех парней, что хотят жениться…

Он заметил белую надпись раньше, чем смог разобрать слова. Объявление стояло прямо на берегу, а за ним вверх по обрывистому склону поднималась тропка к пещере, внутри которой были видны, слабые отблески огня.

Он подгреб чуть поближе, чтобы прочитать надпись, слегка подгребая веслом, пока его проносило мимо.