Луис Ламур - Приносящие рассвет

Становилось светлее, человек в кустах продвинулся ближе к открытому пространству, словно собираясь спуститься в лагерь. Затем он повернул голову, я отчетливо увидел его лицо и… узнал.

Это был Оррин.

Оррин…

Я замер от неожиданности, не в силах ничего предпринять. Немного собравшись с мыслями, я понял, что не могу в это поверить. Да, Оррин женат на дочери Приттса, но он никогда не шел против своих принципов. Я знал его как себя — мы были друг для друга больше чем братья.

Ну и что? Наши жизни связывало родство, но если Оррин замешан в преступлении, мне придется арестовать его. Пусть он мой брат, пусть родная кровь, но я доведу до конца расследование этого убийства.

И тогда у меня мелькнула другая мысль. Какой же я дурак! Оррин по другой причине хотел подобраться к убежищу бандитов. Моя вера в брата была гораздо сильнее глупых подозрений, вызванных его неожиданным появлением.

Поэтому я встал.

Оррин настолько увлекся происходящим в лагере, что я сделал три шага, прежде чем он меня заметил. Оррин повернул голову, мы посмотрели друг другу в глаза, и я бросился к нему.

Брат предостерегающе поднял руку, не дав произнести ни слова.

— Подожди! — прошептал он, и в наступившей тишине я услышал то, что слышали бандиты внизу, — стук подъезжающей повозки.

Мы молча ждали. Небо заливалось розовым и красным, далекие вершины горных хребтов окрасились светлым золотом, но в ложбине еще лежали черные тени.

Мы стояли плечом к плечу, как стояли раньше против Хиггинсов, против темных демонов засухи и неурожая, которые досаждали нам на родных холмах Теннесси, против индейцев и подонков вроде Рида Карни. Мы стояли вместе, и в этот момент я вдруг понял, почему мой брат здесь. Я знал, кого увижу в повозке.

Внизу на тропе показались лошади. Повозка, которой правила Лаура, остановилась.

Пайсано и Дуайер вышли ей навстречу и первым делом получили от нее деньги, а потом принялись разгружать припасы.

Я как-то не думал, что встречу здесь женщину, и тем более — Лауру. На Западе в те годы женщин уважали, и мне даже в голову не приходило арестовать женщину, хотя я был убежден, что в Лауре ничего нет, кроме злобы и отвратительного характера.

Арестовать Лауру? Да, я должен выполнить свой долг, но в первую очередь мне нужны улики против ее отца. Да, Приттс оказался еще хуже, чем я предполагал, если послал дочь с таким поручением.

Конечно, никто не поверит, что эта нежная и хрупкая девушка доставила деньги убийцам.

Оррин переступил с ноги на ногу и вздохнул. Я никогда не видел его таким — побледневшим, осунувшимся, с пустыми глазами, как будто его здорово избили.

— Мне нужно было увидеть ее собственными глазами, — сказал он. — Нужно было убедиться самому, чтобы поверить. Прошлым вечером я кое-что заподозрил, но доказательств не было.

— Ты знал, где их лагерь?

— Вчера Джонатан весьма обстоятельно ее проинструктировал.

— Мне придется ее арестовать, — сказал я.

— Делай что хочешь.

— Но с другой стороны, мне Лаура ни к чему. Она ничего не скажет.

Оррин некоторое время тихо стоял, затем произнес:

— Пожалуй, я перееду на ранчо, Тайрел. Сегодня же.

— Мама обрадуется, она очень постарела за последнее время.

Мы чуть отодвинулись в кусты, Оррин вернул самокрутку и прикурил.

— Тайрел, — сказал он немного погодя, — за что Приттс им заплатил? За Торреса?

— Нет, — ответил я. — За Торреса рассчитался Феттерсон.

— За тебя?

— Может быть… Но сомневаюсь.

И в этот момент мне захотелось уехать отсюда. Этих двоих поймать не трудно — их в округе знали, а нужный мне человек слишком хитер, чтобы попадаться в компании с бандитами.

— Оррин, Лауру я арестовывать не буду, пусть едет домой, но знает, что попалась, а раз нам все известно, им придется попереживать.

— И поэтому ты держишь Уилсона в домике?

— Да.

Утро было замечательное: яркое и свежее. Мы прошли к лошадям, спустились по склону холма, выйдя на тропу, по которой поедет Лаура в миле от лагеря, стали ждать.

Когда показалась повозка, я сначала подумал, что Лаура собирается задавить нас, но она все же остановилась.

Лаура побледнела, лицо ее застыло как маска, в глазах полыхала ярость.

— Теперь вы за мной шпионите! — В ее грубом сердитом голосе не чувствовалось и намека на нежность.

— Не за вами, — ответил я, — за Пайсано и Дуайером.

Она сморщилась, словно я ее ударил, хотела что-то сказать, затем поджала губы.

— Они убили Хуана Торреса, — продолжал я. — Вместе с Уилсоном.

— Если вам так кажется, почему вы их не арестуете? Боитесь?

— Жду. Иногда на мелкую рыбешку, которую оставляешь на крючке, клюет большая рыба. Вы, например, привезли им деньги и продукты, а это делает вас сообщницей. Вас будут судить за соучастие в убийстве.

И тут она не на шутку испугалась. Лаура слишком много мнила о своём положении в обществе — правда с моей точки зрения она не заслуживала вообще никакого положения — поэтому ареста очень боялась.

— Вы не осмелитесь!

Хотя Лаура произнесла это, однако ни на секунду не верила сказанному. Она прекрасно понимала, что меня ничто не остановит, и испугалась до обморока.

— Ваш отец слишком долго покупал наемных убийц, для таких людей здесь больше нет места. Все, больше нам говорить не о чем.

Лицо Лауры исказила злобная гримаса.

— Дайте мне проехать! — потребовала она.

Мы шагнули в сторону, и Лаура посмотрела на Оррина.

— Когда мы встретились, ты был ничем, ничем и останешься.

Мой брат снял шляпу.

— Учитывая обстоятельства, позволительно ли мне забрать свои вещи?

Она хлестнула лошадей кнутом и уехала, а мы направились по холмам к городу.

— Хочу переехать. Пока она не вернулась домой, — сказал Оррин.

Когда я вернулся в город, там было спокойно. Феттерсон, увидев меня, подошел к решетчатой двери камеры. Он знал, что я отсутствовал, и беспокоился, поскольку не мог предположить, чем я занимаюсь.

— Пайсано с Дуайером ждут на окраине Моры, — объяснил я. — Но они тебя из тюрьмы не освободят, однако Приттс. им за что-то заплатил. Догадайся, за что?

Феттерсон вопросительно посмотрел мне в лицо и вдруг повернулся к маленькому окошечку. За ним в трех сотнях ярдов поднимался лесистый склон холма, а справа, меньше чем в шестидесяти ярдах, виднелась крыша магазина.

Он снова посмотрел на меня.

— Тай, я не должен здесь оставаться.

Феттерсон не дурак и знал, что Приттс никому не доверяет. Феттерсон скорее умрет, чем заговорит, однако Приттс в это не верил и намеревался устранить подручного, причем как можно быстрее.

— Фетт, — сказал я, — твое дело подходить или не подходить к этому окну. Или… — я помолчал и дал ему самому возможность догадаться, что от него требуется, — можешь рассказать все, что произошло.