Луис Ламур - Шалако

Буря заставила солдат искать укрытие, и громады Гиллеспи оказалось достаточно, чтобы сломить силу ветра и песка. Спрятавшись в утесах, они устроили «сухой» лагерь.

Холл уснул, но вскоре его разбудил разведчик Джим Хант, полукровка-делавар.

— На горе идет бой, — сказал Хант. — Я слышу выстрелы.

— В такую бурю? Невозможно!

— Там стреляют, — настаивал Хант.

Холл встал и надел сапоги, предварительно вытряхнув из них песок. Он задумался, потом набросал короткую записку.

— Сумеешь добраться до Форсайта? — Двое перепуганных золотоискателей, спешивших убраться из опасной зоны, рассказали о бое в каньоне Лошадиной Подковы, упомянув, что Форсайт остановился там же.

— Еду, — сказал Хант.

Когда он ушел, Холл больше не лег спать. Он встал и отправился к лошадям. Те нервничали и рвались на север.

К лейтенанту подошел Бранниган, стороживший лошадей.

— Думаю, там есть вода, сэр, — сказал он. — Хотите, взгляну?

— Да, но будь осторожен.

Пока Бранниган искал воду, лейтенант остался с лошадьми и думал о Лоре Дэвис. Он танцевал с ней однажды, когда ее отец объезжал армейские гарнизоны. Невозможно представить, что она могла оказаться в таком месте.

Когда Бранниган вернулся, уже почти рассвело и буря стихла.

— Есть вода, лейтенант. В полумиле отсюда, прямо у подножия горы. — Он поскреб подбородок, зудевший от щетины и пыли. — И хорошая вода!

Когда напоили коней и наполнили фляжки, солдаты стали варить кофе, а Холл в это время осматривал в бинокль скалы.

— Наверху что-то лежит, — сказал он наконец. — Похоже на тело, но довольно высоко.

Он пристально смотрел в окуляры, искренне заинтересованный, так как заметил там отблеск, более яркий, чем отражение ружейного ствола.

К нему подошел Бранниган с кружкой кофе.

— Лейтенант, это для вас. — Он прищурился на скалу. — Хотите, я поднимусь туда? Я страсть какой любопытный.

— Пусть поднимется кто-нибудь другой. Ты сегодня уже Достаточно поработал.

— Если лейтенант позволит, я попросил бы об одолжении. Я думаю, мы найдем там следы боя.

— Ладно, Бранниган. Езжай, если хочешь.

Когда Джим Хант привел Форсайта к подножию Гиллеспи, взвод стоял у тела Боски Фултона.

Труп был страшно изуродован.

— Один из солдат утверждает, что это Боски Фултон, дуэлянт, — объяснил Хант. — Карманы набиты деньгами и драгоценностями. Судя по всему больше пятидесяти тысяч.

Форсайт взглянул на труп. Он знал Фултона в лицо и очень его не любил, но сейчас не чувствовал ничего, кроме жалости. Фултон умирал медленно и тяжело.

Правая рука у него застряла в камнях, а левую перебило пулей, и он не мог пошевелить ею. Индеец спустился к нему и медленно кромсал его кожу на маленькие кусочки.

Тело было в буквальном смысле залито кровью из тысячи порезов, сделанных тщательно и с умыслом.

— Никому не пожелаю такой смерти, хотя судя по содержимому его карманов, он не только убийца, но и вор.

— Подполковник, наверху есть и другие. Бранниган слышал голоса, но после того, что он увидел, ему как-то расхотелось проверять. Он не разобрал слов, но, похоже, говорили по-английски.

— Наверх ведет тропа, — заметил Макдональд. — Мы проехали мимо нее.

— Ладно, — сказал Форсайт, — взглянем. Лейтенант, поднимайте людей.

Шалако потряс фон Хальштата за плечо.

— Проснитесь, генерал. По-моему, мы остались одни. Индейцы ушли.

Солнце уже два часа, как взошло, небо было ясное и синее, его бороздили редкие облачка. Воздух после бури был поразительно чист.

Не видно ни дымка, ничего. Внизу, где был их лагерь, птицы подбирали остатки их трапез.

— Надо набрать воды, — сказал Шалако.

Он взял лошадей Ирины и велел Даггету вести чалого. Затем повел их из котловины вниз по склону, к месту бывшего лагеря.

На земле виднелись следы крови, но трупы исчезли. Троих выброшенных из котловины апачей соплеменники унесли ночью.

С винчестером наготове и величайшими предосторожностями Шалако шел впереди.

Ничего не произошло. Кругом было тихо. Пыль осела, под горячим солнцем пахло соснами и кедрами. Добравшись до водоема, они сошли с коней и наполнили фляги.

— Кофе не осталось, даже вчерашнего, но есть чай. — Ирина взглянула на него. — Заварить?

— Конечно… сейчас чай лучше всего. Крепкий чай, самый горячий, какой только можно взять в рот, прекрасно взбадривает. Это лучшее лекарство от любого шока, от любых потрясений.

Он оглядел маленькую группу. Все были не похожи на себя так же, как и фон Хальштат. Жюли Паж выглядела изможденной и похудевшей, сразу постаревшей на несколько лет. И Лора Дэвис была усталая донельзя, одна Ирина казалась свежей, лишь глаза стали странно большими и под ними залегли глубокие тени.

— Ушли? — спросил фон Хальштат.

Шалако встал и обвел взглядом кусты и скалы.

— Думаю, убрались. Подходит армия… они узнали об этом раньше нас и отступили. Видимо, решили, что овчинка не стоит выделки.

Но Татс-а-дас-ай-го не ушел. Для него не существует понятия высокой цены.

Он — другой, он сам по себе. Он, как ветер или дождь, появляется и исчезает без каких-либо правил.

Он мог остаться. Он такой.

— Не будем рисковать, — сказал Шалако. — Убийца Харриса еще может прятаться поблизости.

Казалось, буря унесла зной, раннее солнце лишь рассеяло ночной холод. В кустах и на деревьях щебетали и перекликались птицы. Шалако отошел в сторонку и сел, положив ружье на колени.

Подошел фон Хальштат и устроился рядом, посасывая трубку.

С места, где они сидели, открывался вид на запад, на дикую, изломанную землю, голые или поросшие серо-зеленой пустынной растительностью горы. Часть панорамы закрывали ближние сосны и кедры, некоторые были повалены и засыпаны грудами красных камней.

— Если бы не вы, мы погибли бы… все до единого, — сказал фон Хальштат.

— Суровый край. Его нельзя победить, человек или живет по его законам, или умирает. Приходится учиться быть его частью, обходиться почти без воды, как пустынные растения, использовать любое прикрытие, как пустынные животные. А чтобы воевать с индейцами, то, как пытался объяснить Брэддоку Вашингтон, необходимо стать такими же, как индейцы.

— Вы упоминали Жомини и Вегеция. Они писали о тактике, искусстве управления войсками. Вы служили в армии?

— Я читал их. — Шалако аккуратно свернул самокрутку, не переставая следить за скалами. — В шестнадцать лет я сбежал из дома и два последних года Гражданской войны воевал в армии Союза, в кавалерии Стал лейтенантом. Решил, что знаю маловато, поэтому взялся читать о тактике Когда война кончилась, уехал в Африку и воевал с бурами в Басуто… около шести месяцев. Потом служил полковником у Шир Али в Афганистане во время междоусобиц после смерти Дост Мохаммеда.