Макс Брэнд - Возвращение Дестри

— В нашей семье, — заявил Дэнджерфилд, — даже ниггеров не выгоняют вон. Слава тебе Господи, уж тебе бы это следовало знать!

— Тогда и не возмущайся. Подумаешь, коврижка холодная! Можешь и за это вознести хвалу небесам. А потом, я уверена, весь бедлам у нас на кухне вовсе не из-за него, а из-за проклятых баб! Я бы и Марию уволила, толку от нее все равно никакого, — добавила Чарли, — но, дьявол меня возьми, если эта проклятая кухарка не начинает тотчас выть, как шавка на луну, стоит лишь об этом заговорить! В прошлый раз она вообще устроилась под дверью моей спальни и просидела там битых три часа, пока у меня волосы дыбом не встали.

— Попробуй урезать им жалованье, — предложил Дэнджерфилд. — Терпеть не могу, когда ты швыряешь деньги на ветер, особенно на этих проклятых ниггеров, от которых все равно никакого проку.

— Ну и как ты это себе представляешь?! — огрызнулась девушка. — Что им эти деньги? Можно подумать, они не работали на нас годами без всяких денег. Да и что на них могут купить?

— Деньги ниггерам ни к чему, — заявил Дэнджерфилд. — Деньги и право голоса — все это не доведет их до добра. Передай-ка мне вон ту рыбу. Черт побери, да неужели нельзя приготовить что-то такое, от чего бы слюнки потекли?!

— Ну и замашки у тебя! — засмеялась Чарли. — И ведь только с тех пор, как появились деньги за душой! А ведь я еще хорошо помню те времена, когда мы были рады, если имели на завтрак кукурузную лепешку, а о яйцах, ветчине, рыбе или молоке даже и не мечтали! Не говоря уже о кофе!

— Неправда! — возразил отец. — Не было такого! Даже в самые тяжелые времена, когда мне приходилось туго, я и помыслить не мог, чтобы обойтись без кофе к завтраку!

— Да уж, — пробурчала Шарлотта, — только тогда приходилось заваривать его и во второй, а порой и в третий раз, да добавлять побольше мелассы 1, чтобы хоть чем-то пах! Не кофе, а бурда!

— Ты сегодня не в духе, — решил старик. — Колешься, словно гвоздь в подметке! А приветливости в тебе, дочка, ровно столько, сколько в мотке колючей проволоки! Знал бы заранее, рта бы не открыл, вот так-то, Чарли!

— Можно подумать, я тебя об этом просила! — буркнула она.

— Почему бы тебе в таком случае не проехаться верхом и не оставить своего бедного старого отца наслаждаться завтраком в одиночестве?

— Потому что в этом случае единственное, что мне останется, — это переживать из-за наших негров, — невозмутимо ответила она, подперев подбородок ладонью.

— Но, Чарли, милочка, если они так тебя огорчают, почему бы тебе не собраться с духом и не рассчитать их?

— У нас в семье это не принято, — со вздохом отозвалась она. — Ты сам только ворчать умеешь!

— Тогда к чему огорчаться из-за такой ерунды? — спросил он ласково.

— Просто я потеряла человека, которого любила, — пояснила Чарли. — Назад вернулась только его тень.

— А ты плюнь на него! — посоветовал отец. — И заведи роман с другим, да поскорее! В конце концов, насколько я помню, с тех пор как ты выросла, вокруг тебя вечно крутится не меньше дюжины молодых идиотов! Вся эта свора раньше гоняла моих свиней, пугала коров, тоннами пожирала мои яблоки, а теперь галлонами пьет мое виски так, что хватило бы, наверное, для полива нескольких акров пшеницы, и все из-за того, что ты выросла всего лишь наполовину такой же хорошенькой, какой была твоя мать!

— Большое спасибо! — хихикнула она. — Похоже, тебе не терпится спихнуть меня замуж за кого-нибудь из этих ослов! Ну и славный же выйдет союз, если любви в нем — кот наплакал! К тому же я вообще пока что не собираюсь замуж, если хочешь знать!

— Если не собираешься в ближайшее время выбрать себе мужа по сердцу, то могла бы по крайней мере подучить грамматику! — отрезал он. — Да если кто услышит, как ты говоришь, нипочем не поверит, что ты когда-то ходила в школу!

— Не переживай, — отмахнулась дочь. — Раз в неделю и я говорю правильно. А все остальное время болтаю, как вздумается. Если ты насчет моего выговора, так что мне до него? Скажи на милость, какое дело наречию, если им попользуются как прилагательным? Слову-то от этого ни жарко, ни холодно, да и мне, кстати, тоже. К тому же и ниггеры так меня лучше понимают. Словом, все счастливы, а это самое главное!

— А я вот подметил, что молодой Честер Бент порой морщится, когда слышит кое-какие твои словечки, — заявил Дэнджерфилд.

— «Молодой Честер Бент»! — фыркнула она насмешливо. — Да он проглотит, если я заговорю на ломаном индейском, как команчи, только бы за мной стояли денежки Дэнджерфилдов!

— Вот так всегда! — ухмыльнулся старик. — Вечно ты подозреваешь какие-то низкие мотивы там, где другие видят только высокие стремления! Говорю тебе, с парнем все в порядке!

— Да неужто? — огрызнулась она. — А кстати, кто это там пробирается через наше поле?

— Мне нет дела до того, кто это! — отмахнулся старик. — Послушай меня, девочка, Честер Бент — один из лучших.

— Такое впечатление, будто он гонится за кем-то, — не слушая его, продолжала Шарлотта, — или сам пытается удрать.

Дэнджерфилд наклонился вперед, чтобы разглядеть хоть что-то сквозь узкий просвет между деревьями, которые высоким забором окружали их фермерский домик. Он увидел всадника, безжалостно нахлестывающего измученную лошадь, а та лишь мотала головой, от усталости одинаково равнодушная и к уговорам, и к шпорам.

— Смотри, он оглядывается назад! — воскликнула девушка. — Похоже, здорово чего-то боится. Гляди, отец, мчится сюда, как гофер 2, который готов спрятаться в любую нору, когда над ним кружит ястреб!

— Кто бы это мог быть? — удивился Дэнджерфилд.

— Какой-то городской, — отозвалась она, — не могу себе представить, чтобы кто-то из наших ковбоев болтался в седле, словно куль с мукой!

— Да ты только вспомни Гаррисона Дестри! — пробормотал отец.

Всадник на мгновение скрылся за деревьями. Через пару минут в дверях появилась насмерть перепуганная негритянка.

— Полковник Дэнджерфилд, тут какой-то молодой джентльмен говорит, что ему срочно нужно вас видеть!

Вначале Дэнджерфилда называли полковником только домашние. Потом, когда он стал достаточно богат для того, чтобы самому ссужать деньги вместо того, чтобы брать их в долг, звание превратилось в нечто вроде титула. А теперь уже вся округа именовала его только «полковником Дэнджерфилдом».

Полковник открыл было рот, чтобы, как подобает гостеприимному хозяину, приказать звать гостя к столу, но тот уже сам возник в дверях, робко выглядывая из-за пухлого плеча кухарки. Первое, что бросилось хозяевам в глаза, — была пыль. Она толстым слоем покрывала приехавшего с головы до ног и лежала на плечах, будто свежевыпавший снег. Парень сдернул с головы шляпу, открыв торчащие космы нечесаных волос, похожие на воронье гнездо. Шагнув вперед, он остановился, слегка покачиваясь на подгибающихся от усталости ногах. Лицо его было обветрено, глаза глубоко запали. Но даже под слоем пыли можно было заметить правильные черты лица, а кое-кто считал его самым красивым парнем в округе. Это был Джерри Венделл.