Макс Брэнд - Игрок

Он был ослепительно бел, словно только что из прачечной, и, прежде чем воспользоваться им, всаднику пришлось встряхнуть его, чтобы расправить складки, после чего он вытер лицо, медленно и тщательно, приподняв шляпу, чтобы промокнуть пот на лбу, затем протер шляпу изнутри, стряхнул пыль с рукавов белого полотняного сюртука, а после из складок брюк для верховой езды и с начищенных до блеска сапог. Дело в том, что он сидел в английском седле и одет был так, как оделся бы любой английский джентльмен в сельской местности в очень жаркую погоду. Но лошадь у него была совсем особая — так сильно она отличалась от мустанга с огромной головой и выгнутой спиной, который нес на себе того, другого человека, затаившегося теперь в пыльном кустарнике. Лошадь, на которой ехал человек в белом сюртуке, была бы вполне на месте где-нибудь в оксфордширском имении, где джентльмены собрались на лужайке, готовые отправиться на первую в сезоне охоту на лис. Она была настоящая красавица, начиная с аккуратной гривы и до подстриженного хвоста, от нервно дрожащих ноздрей и до твердых черных копыт. Рысь у нее была легкая и изящная — как поступь кошки. А в галопе она была подобна птице — такая же изумительная легкость и быстрота движений.

Теперь она шла вниз по склону, помахивая своей аристократической головой, словно позади и не было пятидесяти миль тяжелой дороги, начавшейся на рассвете.

Ехал на ней мужчина с тонким худым лицом; ему было за тридцать — впрочем, никто не мог бы сказать, как давно он преодолел этот рубеж. Так же как и в его лошади, в нем прежде всего чувствовалось совершенное изящество и немалая выносливость, нежели просто физическая сила. Было совершенно очевидно, что седок этот рожден и воспитан не под жгучим солнцем горной пустыни, по которой он ехал теперь. У него было бледное лицо, и эта бледность особенно бросалась в глаза благодаря светлым ресницам и бровям — настолько светлым, что по контрасту с ними его серые глаза казались почти черными. А на щеках палящее солнце вызвало лишь едва заметный румянец. Глядя на его тонкие губы, слегка сжатые, на тонкий, с небольшой горбинкой нос и живые беспокойные глаза, трудно было определить, чего в нем было больше: природного нетерпения или умения постоянно держать себя в узде.

Скорее всего это был человек контрастов. Ибо если его лицо могло показаться лицом завоевателя и тирана, то, с другой стороны, он управлял своей лошадью легко и изящно, чисто по-женски, используя не столько силу своей руки, сколько неуловимое нечто, какой-то сигнал, который настоящий опытный наездник передает с помощью легкого движения пальцев даже не уздечке, а непосредственно самим нервам своего скакуна, и через нервы импульсно — его мозгу.

Всадник подъехал уже почти к самым кустам, когда увидел, как что-то сверкнуло, едва заметно, подобно тому солнечному зайчику, который заиграл на блестящей от пота спине лошади, бредущей в упряжке по склону далекой горы, только этот был несравненно ближе, у самой дороги. Так может блеснуть гладкая поверхность кварца или хорошо отполированная сталь. Подобное явление заставило бы обычного человека просто остановиться и медленно повернуть голову; однако рефлексы нашего всадника были подобны рефлексам дикого животного, который при малейшем шорохе вскакивает от сна и, побуждаемый инстинктом, кидается на врага.

Едва заметным прикосновением шпор и движением поводьев он заставил лошадь отпрыгнуть в сторону на десяток футов, а сам в тот же момент выхватил револьвер и выстрелил наугад в направлении кустов. Ответ последовал быстрее, чем эхо, — громкий резкий звук ружейного выстрела и бормотанье укрывшегося в кустах стрелка. Пуля сбросила шляпу с головы всадника, и, прежде чем она упала на землю, он выстрелил снова, на сей раз уже по определенной цели.

Из кустов, среди облака пыли, взметнувшейся в воздух, поднялся высокий мужчина. Неверными шагами он двинулся по направлению к дороге, протянув вперед руки, словно слепой, и, споткнувшись о камень, упал ничком, уткнувшись в мягкую пыль.

Всадник мгновенно соскочил на землю и, подняв своего врага с пыльной земли, отер сначала его лицо, а потом разорвал на нем рубашку. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что этот человек был почти мертв или, во всяком случае, умрет очень скоро.

Несчастный открыл стекленеющие глаза и с любопытством смотрел в лицо своего противника, словно ребенок, только что пробудившийся после глубокого сна.

— Каким образом ты меня обнаружил, Коркоран? — спросил он.

— Просто повезло, — ответил Коркоран. — Ты лучше скажи, каким образом ты оказался здесь, Бристоль? И что я тебе сделал?

— Вчера вечером в Юджине тебе повезло и ты раздел меня до нитки. Но разве это можно назвать везением? Не везение, а просто ловкость рук, а, Коркоран? Признайся…

— Ты думаешь, я жульничал, когда играл в карты?

— Знаю наверняка. Помоги мне остановить кровь, эта пуля…

— Бесполезно! Ты умрешь, Гарри Бристоль.

Раненый качнулся в руках Коркорана, который его поддерживал; глаза его расширились, рот приоткрылся.

— Это неправда, — произнес он наконец. — Я чувствую, это неправда. Ты лжешь, Коркоран. Ради Бога, дай мне еще один шанс. Помоги мне! Ты не допустишь, чтобы я истек кровью, как какой-нибудь…

— Спокойно! Спокойно! — уговаривал его Коркоран. — Ты уже на девять десятых покойник. Я немного разбираюсь в ранах и знаю, что тебе пришел конец.

Бристоль сглотнул слюну и поднял руку — это стоило ему немалых усилий, и на лице его при этом появилась гримаса боли.

— Мне еще нет и сорока, — стонал Бристоль. — Что я сделал, чтобы заслужить такую…

— Ты достаточно пожил, — отозвался Коркоран. — И твой сегодняшний выстрел исподтишка, твое трусливое нападение — не самый подходящий поступок, который должен завершать человеческую жизнь.

— Тебе бы проповедником быть, Коркоран, а не картежником.

— Может быть, я и стану им, когда мой ум притупится. Но до тех пор, пока у меня достаточно ловкие пальцы, я намерен жить не работая.

— Ага, все-таки признаешься! — воскликнул Бристоль. — Значит, ты вчера плутовал?

— Нет, — ответил Коркоран. — Вчера не плутовал. Для того чтобы обобрать компанию тупоголовых идиотов, подобных тебе, Бристоль, и плутовать не требуется.

Бристоль оскалился, словно злая собака, которую вдруг ударили.

— Ладно, чего уж там, — вдруг решительно сказал он. — Со мною покончено. Я это чувствую. Только дай мне напиться, прежде чем уйдешь. Дай глоток воды!

— Конечно!..

Коркоран прислонил раненого к придорожному камню, заботливо поправив на нем шляпу, чтобы солнце не било в глаза, а затем пошел за своей флягой.

Читать дальше