Макс Брэнд - Неуловимый бандит

— Имя-то у меня самое обыкновенное, как и подобает рыжему, — ответил тот. — Так кто тебя сюда прислал?

— Проводи меня к Спикеру. Говорить я буду только с ним, — упорствовал Пенстивен.

Его новый знакомый усмехнулся.

— Крутой, значит? — беззлобно проговорил он. — Что ж, я тоже не робкого десятка. Ладно, отведу тебя к Элу Спикеру, раз уже тебе так приспичило его повидать. Но учти, что такие как Эл чужаков не слишком-то жалуют. Садись на коня и поехали.

Это был самый необычный союз, который могли заключить между собой двое искателей приключений в те лихие времена, когда новые знакомства между людьми зачастую завязывались в ходе вооруженных стычек и поединков, подобно тому, как в наши дни во время драк на школьном дворе мальчишки приобретают себе новых друзей.

И хотя оба все ещё искоса поглядывали друг на друга, но настроены были вполне дружелюбно. Рыжий — потому что потерпел сокрушительное поражение в честной драке, не говоря уж о том, что соперник оказался гораздо расторопнее его, успев первым выхватить револьвер; а Пенстивен — потому что один из пропущенных им ударов все же пришелся по ребрам, и память об этом теперь отзывалась в боку ноющей болью, а также потому что в душе он восхищался той решимостью, с которой его новый знакомый был готов броситься в драку, а при необходимости, наверное, и пойти даже на убийство.

По дороге они разговаривали о всякой ерунде, пока, наконец, не подъехали к дому

— Будем считать, — проговорил Боб Пенстивен, — что мы просто встретились в пути, и я спросил у тебя дорогу.

Его спутник осторожно потрогал собственный подбородок.

— Ну как, очень заметно? — спросил он.

Пенстивен поглядел на большую шишку с намечающимся кровоподтеком, красовавшуюся на указанном месте.

— Ты проезжал через заросли, и лошадь задела головой ветку, которая и хлестнула тебя под подбородком, — предположил он.

Рыжеволосый усмехнулся.

— А ты неплохой парень, братишка, — сказал он. — Вообще-то, меня зовут Дэн Тернер. Но чаще всего просто Рыжий. А тебя как?

— Джон Чужак, — стоял на своем Пенстивен.

Ему и самому было в диковинку то благодушие, что охватило его после купания и непродолжительной драки. К тому же он почти не чувствовал усталости после долгой поездки верхом, хотя и понимал, что пройдет ещё совсем немного времени, и к нему снова вернутся и боль, и усталость.

— Ну да, ведь ты же крутой, — сказал Дэн Тернер. — Ну да ладно. Отведи свою клячу в загон. Сено в яслях. Овес будешь насыпать?

— Не знаю, — пожал плечами Пенстивен. — Я лишь сегодня впервые оседлал этого коня.

— Ну тогда нечего на него зерно тратить, — заключил Тернер. — Потому что, во-первых, лишний раз везти в такую даль мешки с овсом и ячменем — одна морока, а во-вторых, потому что при одном только виде такой шикарной кормежки мустанг может просто помереть от счастья. Так что давай, бери свои пожитки и пойдем в хижину.

Они расседлали лошадей, и Пенстивен, держа в руках снятые с мустанга седло и уздечку, вошел в дом.

Переступив порог, он оказался в комнате, где царил полумрак, и мужчин более зрелого возраста увлеченно играли в карты, устроившись у небольшого оконца в дальней стене, служившего единственным источником света. В углу стояла плита, уставленная аппетитно попыхивающими кастрюльками. Вокруг пояса одного из карточных игроков была повязана на манер передника грязная тряпка. Но уже в следующий момент, приглядевшись получше, Пенстивен пришел к выводу, что обитатели хижины если и были старше его, то совсем ненамного, однако совершенно ясно было и то, что, в отличие от него, им обоим уже довелось побывать во многих переделках. Рядом с ними он чувствовал себя неуверенно, и игроки, похоже, понимали это.

Ибо один из них сказал:

— Привет, Рыжий! А мальчонка откуда?

— С кудыкиной горы, — ответил Рыжий. — Его зовут Джон Чужак.

— И что дальше? — спросил детина, щеки которого покрывала густая щетина.

— А дальше не твое дело, — сказал Рыжий. — Чужак, если ты хочешь есть, то мы скоро будем ужинать. Слушай, Клэр, а чего мы ждем-то?

— Мороженого, — хмуро отгрызнулся мужик в переднике. — Чего ещё мы стали бы ждать, кроме как возвращения Эла? Но может быть все-таки расскажешь, кого ты нам сюда привез?

Он оторвался от карт, чтобы лишний раз взглянуть на Пенстивена, который по-прежнему скромно стоял в углу у двери и, по-видимому, был несколько смущен столь необычным приемом.

— Вещички можешь повесить на крючок, — подсказал Рыжий.

Пенстивен повиновался. Игроки прервали свою игру и принялись оценивающе разглядывать его.

— Эла будет приятно удивлен, — объявил чернобородый.

— Уймись, Чак, — сказал Ред. — Мне не меньше твоего охота дождаться Эла. Это его дело, вот пусть сам и разбирается. Я свое отволновался.

— А было из-за чего?

— Да уж, мало не покажется.

— Так в какую же дверку он постучал, что сумел протоптать дорожку к твоему сердцу? — поинтересовался дежурный по кухне.

— В мою рожу, — ответил Рыжий, поражая Пенстивена таким откровением.

— Вот как? И чем же он тебя так? — не унимался чернобородый.

— Это было нечто среднее между кувалдой и вспышкой молнии, — невозмутимо пояснил Рыжий. — Но сам он скромно именует это левым апперкотом. При таком размахе можно запросто убивать мух, сидящих в церкви на потолке, а кончается все быстро, словно даже и не успев начаться, и тогда свет меркнет, а из глаз сыпятся искры.

— Он что, обидел тебя, сынок? — проговорил чернобородый, внезапно вставая с места и распрямляясь во весь свой прекрасный рост, которого в нем было никак не меньше шести с лишним футов.

— Не надо, Чак, — запротестовал Рыжий. — Хватит того, что я уже перепачкал штаны в грязи. Но ты-то куда лезешь?

«Чак» усмехнулся, но взгляд его оставался задумчивым.

— Что тебе здесь нужно, Чужак? — спросил он.

— Да вот, приехал проведать младшего кузена дядюшки твоей жены, — ответил Пенстивен, которого откровенно забавляла царившая в хибарке непринужденная атмосфера.

— Ему нужен Эл, — сказал за него Ред и довольно хмыкнул, закончив стаскивать высокие сапоги для верховой езды. — Так что заткнись, и жди, пока сюда припрется Эл.

— Эл будет очень рад, — добавил Чак, медленно возвращаясь на свое прежнее место.

— Правда? — раздался голос у двери, и в комнату вошел Эл Спикер.

Оньяте описал его довольно точно, но все-таки не достаточно подробно. Он был живым воплощением смерти, потерявшей где-то нижнюю челюсть — голый череп, обтянутый кожей, на котором заметнее всего выделялись большие, глубоко посаженные глаза, смотревшие из-под огромного нависшего лба, какого Пенстивен никогда раньше не видел. Лицо его было мертвенно-бледным и усеяно крупными веснушками цвета ржавчины, что придавало его внешности ещё более жутковатый вид.