Макс Брэнд - Песнь хлыста

— Сейчас для меня нет ничего важнее свежих новостей, — объяснил ей Кид и стал спускаться вниз.

Еще издали он услышал, как прибывший всадник, задыхаясь, выкрикивал:

— Рубрис! Он у них в тюрьме. Его уже перестали пытать. Он умрет утром, на рассвете! Рубриса… защитника всех бедных… его расстреляют на рассвете!

Кид приблизился к возбужденной толпе слушателей.

— Здесь, в лагере, ты найдешь печеный маис и вяленое мясо, — сказал он гонцу. — Мария Меркадо накормит всех. А потом все седлайте коней.

Посланец обессиленно опустился на камень и покачал головой:

— Бесполезно, сеньор. Тюрьму надежно охраняют. Там ждут вас, сеньор. Вас и всех тех, кто готов сложить голову ради Рубриса. Они окружили тюрьму несколькими рядами солдат, ярко осветили местность вокруг. Мы бессильны что-либо сделать, сеньор.

— Неужели? — откликнулся Кид. — А по мне, не обязательно разбивать бутылку, чтобы выпить вина. Мы не станем нападать на тюрьму, но Рубриса вызволим. Все по коням!

В лагере поднялся шум.

Взобравшись по склону, Монтана подошел к понурой фигуре Ричарда Лэвери.

— Вставай, Тонио!

Юный Дик с мрачной физиономией поднялся на ноги.

— Ты едешь домой, Тонио. Тебе больше нечего делать в Мексике.

— Ты затеваешь войну из-за Рубриса, а он многие годы был для меня вместо родного отца, — возразил парень.

— Для драки ты нам не нужен, — заявил Кид. — Все, что я собираюсь сделать, так это сыграть роль Рубриса и совершить налет на владения Лерраса. Я не Монтана, если мне не удастся устроить там ад кромешный, чтобы все поверили, будто Рубрис жив и невредим. Кроме того, намереваюсь захватить нескольких заложников из домочадцев Лерраса. Буду держать их в плену до тех пор, пока из тюрьмы не выпустят всех заключенных. Понимаешь? Это будет очень похоже на действия самого Рубриса, поэтому должно получиться. Но ты должен ехать домой. Я не хочу, чтобы ты лез в драку вместе со всеми. Не забывай, для тебя в Мексике заготовлено достаточно веревок и найдется немало желающих примерить их к твоей шее. Так что прощай!.. Еще увидимся, Тонио. Передавай привет отцу. Пока!

И Монтана направился к своему рослому узкогрудому скакуну, Эль-Капитану.

А Тонио, немного понаблюдав за суматохой, где почти каждый пел, кричал или смеялся, поднялся вверх по склону к тому дереву, под которым осталась Розита. Опустив руки, она не отрываясь смотрела на сцену внизу.

Не замеченный девушкой, Тонио с минуту молча постоял рядом, потом обратился к ней:

— Розита, я хочу поговорить с тобой. Эль-Кид не берет меня с собой. Он отправляет меня домой. Хочу спросить у тебя: ты поедешь со мной?

— Я? — Девушка по-прежнему не глядела на говорящего, поскольку все ее внимание занимали сборы.

— Ты пойдешь за меня замуж, Розита? — настаивал Тонио.

— Нужно спросить у Эль-Кида.

Не успела она пошевельнуться, как Тонио схватил ее за руку:

— Это он велел тебе оскорблять меня?

Розита повернулась к нему и рассмеялась. Но потом ее смех замолк. Толпа вооруженных людей понеслась вниз по склону, оставив их стоять и смотреть друг на друга.

Конный отряд из сорока всадников на горячих конях не в состоянии двигаться столь же быстро, как одиночный наездник на муле: количество всегда сказывается на скорости движения. К тому же Тонио срезал путь, двигаясь по самым опасным тропам, поэтому ему удалось на несколько миль обогнать кавалькаду и добраться до владений Лерраса задолго до Эль-Кида и парней Рубриса.

Он летел словно одержимый, едва осознавая, что делает, и только последние слова Розиты острым жалом жгли сердце юноши.

«Я ни за что не выйду замуж за полукровку», — заявила она.

Всю дорогу до поместья Тонио не переставал повторять про себя эту обидную фразу. Он уже выбрался на прямую дорогу к имению, когда из-за купы деревьев выскочил всадник, скрывавшийся там под сенью вечерних теней.

— Кто едет? — окликнул он Лэвери.

— Друг! — ответил Тонио.

— И кто же ты такой, друг? — держа ружье наготове, поинтересовался охранник.

— Друг, который прибыл спасти вас от беды! — крикнул Тонио. — Поезжайте в поместье и передайте, что Эль-Кид с сорока всадниками Рубриса во весь опор движется на имение. Они едут со стороны каньона Грегорио. Заблокируйте вход в каньон вооруженными людьми. У вас еще есть на это время. Но поторопитесь, поторопитесь!

— Скажи мне еще одну вещь, — прокричал охранник, — у нас в тюрьме сидит сам Рубрис или…

Однако Тонио уже развернул коня и последние слова стражника заглушил топот копыт. Стражник посмотрел вслед удалявшемуся всаднику, сплюнул на землю, натянул поглубже сомбреро и что есть духу припустил в сторону усадьбы.

Услышав новости, дон Томас загорелся желанием самолично возглавить своих людей и повести их в бой, однако дону Эмилиано удалось убедить его остаться дома.

— Даже если мы уничтожим сорок бандитов Рубриса, разве этим можно возместить потерю хотя бы одного представителя из рода Лерраса, сраженного шальной пулей? — высказался дон Лопес.

Дону Томасу пришлось признать довод веским. Он полагал, что вряд ли переоценивает значимость собственной персоны, поскольку считал себя человеком, который знает цену деньгам и людям. Поэтому в конце концов остался дома. Верхом на лошади Леррас остановился у ворот патио и радостно приветствовал своих бойцов, благословляя их на ратный подвиг.

Смотр сил прошел быстро.

Ядро их составляли самые отборные, вышколенные и высокооплачиваемые охранники. За ними следовало раза в три больше местных сорвиголов, каждый из которых обращался с ножом и оружием не хуже первых. Остальную часть отряда составляли ловкие пеоны, в любой момент готовые вскочить на мустангов и с воплями броситься в бой; эти удальцы попадали в бегущего кролика с первого выстрела, поскольку привыкли экономить патроны.

Этот контингент и составил небольшую армию, числом значительно перевалившим за сотню. Дон Томас полагал, что по праву может называть их отборным войском. Он не сомневался, что, даже столкнувшись нос к носу с головорезами Рубриса в теснинах каньона Грегорио, они без труда разбросают их в разные стороны и размажут по скалам.

Сеньорита Доротея стояла в оконном проеме своей спальни и наблюдала, как поток всадников движется из ворот патио. Она явно едва сдерживала нетерпение. Наконец, когда топот конских копыт затих вдали, окликнула находившегося в патио отца:

— Отец, скажи мне одну вещь.

— Что ты хочешь узнать, Доротея? — отозвался он. — Спрашивай.

— Интересно, трудно ли душе гринго попасть в рай?

Несомненно, дон Томас был истинным кабальеро, потому что сдержался от ругани. Только сплюнул в сердцах, словно прочищая горло от ненавистного слова.