Макс Брэнд - Песнь хлыста

Пеоны пришли сюда целыми семьями: мужчины, женщины и дети. Женщины сидели на земле, скрестив ноги, и держали на руках детей. Мужчины расхаживали взад и вперед, переговариваясь друг с другом, или молча следили за происходящим жадными глазами.

Им хорошо было видно, что творилось вокруг. Один из шаривших вокруг дома бандитов Рубриса по неосторожности поджег дровяной сарай, и теперь вздымавшиеся к небу языки пламени освещали танцующим багряным светом всю панораму вокруг.

Бандитов пеоны совершенно не боялись. Наблюдая, как те тащат из дома ковры, огромные гобелены, связанные лицом друг к другу картины, золоченые кресла, в которых представители рода Леррасов восседали на протяжении многих веков будто короли, они показывали на них пальцами и, посмеиваясь, переглядывались между собой. Кое-кто из пеонов подходил поближе, чтобы разглядеть сваленное в кучу добро, они трогали его руками и восхищенно показывали друг другу.

Бандиты не обращали на пеонов ни малейшего внимания, лишь время от времени перекидывались с ними своеобразными шутками, носившими грубоватый характер черного юмора.

— И давно ты, братец, в рабстве? — спрашивал Ороско пахаря-пеона.

— Да побольше, чем ты режешь глотки, дружок.

— По мне, так лучше резать глотки, чем пахать на этих проклятых Леррасов, — парировал Ороско.

— Может, оно и так. Только однажды, когда я буду вести мою борозду, я забороню в нее вместо удобрений твои останки. А потом на этом самом месте выращу виноград, который будет питаться соками из костей самого знаменитого Ороски, — насмешливо продолжил пеон.

— Если чертов Леррас отравится вином из этого винограда, я буду полностью удовлетворен! — нашелся Ороско.

Все вокруг весело рассмеялись.

Однако нельзя было сказать, чтобы пеоны особенно завидовали бандитам, даже когда те вытаскивали из дома роскошные вещи и тут же напяливали их на себя.

Один из разбойников обернул вокруг талии кружевную скатерть на манер кушака. Другой украсил седло своего мустанга серебряным ремнем. Третий напялил на себя форму дона Эмилиано с бриллиантовыми пуговицами, богато расшитую галунами. Дело в том, что Лопес провел несколько лет в армии, где, пользуясь влиятельными связями Лерраса, стремительно продвинулся по служебной лестнице. Постепенно бандиты все более и более распалялись.

Первым делом они отыскали погреба и, выкатив в патио бочонки белого и красного вина, тут же принялись за него. Они выносили из погребов сотни бутылок с выдержанными винами, отбивали им горлышки и сразу же вливали в себя их содержимое. Приглашали и пеонов присоединиться к этой вакханалии, но те не стали бы пить, даже если бы умирали от жажды.

Показывая на бандитов пальцами, женщины говорили детям:

— Вы видите этого человека? Неужели вам хочется стать таким же, как он? Рано или поздно ему накинут на шею петлю. Сеньор Вильяхен, скажите, ведь это правда, что вас ожидает виселица?

— Разумеется, сеньора. И я надеюсь, что, когда меня будут вешать, вы и ваши дети придете полюбоваться, как я пройдусь ногами по воздуху. Я собираюсь изобразить для вас восхитительный танец, а пока что разучиваю фигуры.

Кид опередил тех бандитов, которые первыми ворвались в дом. С револьвером в руке, он поспешил к комнате Доротеи Леррас. Дверь в нее оказалась открытой. Горящая лампа освещала царящий беспорядок: в одном месте валялась шляпа с перьями, в другом — расшитые золотом домашние туфли, небрежно брошенное на спинку стула шелковое платье с меховой отделкой элегантными складками легло подолом на пол. Комната выглядела так, будто в ней уже побывали грабители, которых интересовали одни только драгоценности, а на остальные вещи, почти столь же ценные, даже не глянули.

В кресле у окна, такого памятного для Кида, сидела Доротея Леррас. Ее светлые волосы в лунном свете казались серебряными. Она спокойно наблюдала за тонкой струйкой дыма, поднимавшейся от ее цигарки.

Перед тем как войти, Кид снял шляпу. Затем, затворив за собой дверь, запер ее на ключ.

И тут же в дверь со всего маху ударили плечом. Чей-то голос проревел:

— Откройте! Откройте!

— Что тебе тут нужно, Роблес? — откликнулся Кид.

— Ах, это вы, сеньор? Тысячу извинений! — поспешил ретироваться Роблес. — Я было подумал… — Топот его сапог, сопровождаемых звоном шпор, удалился по коридору.

Крики и улюлюканье наполнили весь дом. А со всех сторон к нему, словно притягиваемые магнитом, потянулись пеоны, которым не терпелось поглазеть на разгром поместья.

Кид снял с шеи платок, отер с лица пот и пыль.

— Я рада, что вы оказались первым, — произнесла Доротея. — Больше всего я боялась, что им окажется кто-то другой.

— Еще бы, вы могли бы сорвать криком голос!

— Я бы не стала кричать, — возразила девушка и открыла стоящий рядом с ней ларец с драгоценностями.

На сверкающих камнях тускло поблескивал маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Он был старинного образца и походил скорее на изящную дорогую игрушку, чем на боевое оружие.

Монтана подошел ближе и взял пистолетик. Доротея, как бы желая помешать ему, приподняла руку, но тут же безвольно уронила ее на подлокотник кресла. Молчаливо любуясь чудесной игрушкой, Кид повертел ее в руках, затем положил обратно поверх драгоценностей.

— Что тут произошло? — Монтана вопросительным жестом указал на царивший в комнате беспорядок.

— Служанки укладывали мои вещи, когда услышали приближающийся топот ваших лошадей, — объяснила Доротея.

— И вы остались из-за ваших платьев? — насмешливо поинтересовался Кид.

Вместо ответа Доротея вытянула губы и выпустила в кольцо лунного света тоненькую струйку дыма.

— Расскажите мне о Рубрисе, — неожиданно потребовала она.

Где-то над ними раздался страшный грохот, послышались крики и треск ломающегося дерева. Однако Доротея и бровью не повела. А Кид продолжал следить за нею взглядом голодного ягуара.

— Какое вам дело до Рубриса? — удивился он. — Ведь Матео — душегуб и грабитель, и вам это хорошо известно.

— Поэтому вы стали его другом, а сегодня ночью возглавили его банду?

— Он сам вел свой отряд, — солгал Кид.

Губы девушки тронула улыбка. Нагнувшись, Кид вынул из ее пальцев почти догоревшую цигарку и выбросил окурок в окно.

— Я видела его здесь, в нашем патио, — сообщила Доротея. — Видела, как он притворялся смертельно испуганным, когда на него направили дула ружей. Видела, как он заставлял себя кричать и корчиться от боли под ударами хлыста. И ему удалось провести остальных; они поверили, что он не может быть тем самым злодеем Рубрисом. Но я-то поняла, что он может быть еще ужаснее, чем это можно себе представить.

— Да о ком вы говорите? — прикинулся непонимающим Кид.